Навстречу ветру

А.Н. сдержал слово. И вскоре я получила вызов с киностудии, ну а потом и роль Веры состоялась. Так, с легкой руки А. Н. Вертинского, началась моя серьезная кинематографическая карьера.

Следующая встреча с ним произошла в Киеве, когда меня пригласили в картину «Мать» М. С. Донского. В то время на студии имени Довженко снималось много молодых начинающих актеров, ставших впоследствии ведущими мастерами кино.

А. Н. Вертинский снимался в фильме «Пламя гнева» и часто собирал вокруг себя нас, молодежь. Читал стихи, рассказывал эпизоды из своей жизни, а ему было что рассказать. Мы слушали затаив дыхание. Слушал наши рассказы и он, он умел и любил слушать других. Этим прекрасным качеством мне и запомнился А. Н. Вертинский.

Зигзаги судьбы

Мечта о работе на сцене родилась еще в детстве, когда мы с моей подругой Еленой Потемкиной, впоследствии балериной, заслуженной артисткой России, на одном из домашних вечеров разыгрывали смешные сценки. Несмотря на все жизненные повороты, меня всегда притягивал театр, а не кино. Уже снявшись у Г. М. Козинцева в фильме «Пирогов» и прожив несколько лет на Севере, я, по возвращении в Ленинград, рискнула пойти в Театр им. Ленсовета к Николаю Павловичу Акимову. Он меня принял очень любезно, внимательно выслушал и предложил следующее: подготовить несколько отрывков, с тем чтобы показаться худсовету. «А пока я вас познакомлю с нашим режиссером Н. Н. Бромлей», — сказал он.

Надежда Николаевна Бромлей — человек довольно интересный, хотя поначалу показалась мне несколько странной. Она много лет была актрисой, а затем перешла на режиссерскую работу. Репетитор из нее вышел прекрасный: она понимала все тонкости той или иной роли, над которой работала с актером. Мне, помню, посоветовала взять для показа монолог Ларисы из «Бесприданницы», дуэт Софьи с Чацким из комедии «Горе от ума» и диалог Нины и Арбенина из «Маскарада». Ничего себе сценки! Для меня это был почти непосильный труд. Как я решилась на это, сейчас даже понять не могу.

Начались репетиции. Первый раз я пришла на репетицию домой к Н. Н. Огромная, по-моему коммунальная, квартира, но с отдельным входом, длинный коридор, стеллажи с книгами по стенам. Одна комната проходная, видимо столовая, а дальше спальня. Мы репетировали в спальне, вид которой меня поразил. Налево от двери в глубине, на помосте в три ступеньки, широкая тахта, покрытая гобеленовым покрывалом, в углу напротив двери из столовой огромное старинное кресло, тоже на помосте в три ступеньки. Н.Н. в длинном до полу халате, сильно загримированная, садилась в это кресло, меня ставила в противоположный угол у двери, и мы начинали работать. Требования у нее были ко мне как к опытной актрисе, а я ничего не умела. Если репетировали монолог Ларисы, то я должна была рыдать и чувствовать все, что происходит с моей героиней. Я рыдала, но уже сейчас не помню, чувствовала что-нибудь или нет. Домой приходила измотанная, мама даже говорила: «Тата, может быть, бросишь все это». Но нет, я хотела доказать, себе в первую очередь, что я что-то могу. В партнеры мне Н.Н. пригласила известного тогда актера Александринского театра А. А. Дубенского. Он подыгрывал мне и за Арбенина, и за Чацкого. И вот по прошествии нескольких месяцев мне был назначен день показа. Я уже не помню, волновалась я или нет, ну, наверное, волновалась.

Показ прошел хорошо, я выполнила все, чему учила Н.Н., но Акимов в театр меня не взял. Как я была расстроена! Мне было сказано: «Сейчас вакансий нет, если что-нибудь появится, вам сообщат». Как я поняла уже через много лет, ответ был стандартный. Но желание работать, играть на сцене у меня не пропало. И вот совершенно неожиданно я получаю на домашний адрес (телефона у нас тогда не было) письмо. В синем конверте обращение на бланке Ленинградской государственной эстрады: «Уважаемая Т. Пилецкая, прошу вас зайти для переговоров в сад отдыха к Блехману А. М. Зам. директора Ленгосэстрады (Рачинский)». Вот какие повороты судьбы бывают в нашей актерской жизни. Я была в отчаянии от неудачного показа в театре, и тут же другое предложение.

Конечно, я пошла, и меня приняли в коллектив Рудакова и Нечаева, где в то время готовилась большая эстрадная программа. Мне предложили участвовать в водевиле, где надо было немного петь и танцевать. Шли репетиции, и наконец подошло время сдачи программы художественному совету. Но как раз в это время у меня проходили кинопробы по фильму «Княжна Мери» на роль Веры. И вот — художественный совет Ленгосэстрады, председательствует Ю. С. Юрский, отец Сергея Юрского. Программу приняли хорошо, за одним маленьким исключением. Юрский сказал про меня: «А эту молодую артистку можно показывать только на периферии», и меня с номера сняли. Буквально через несколько дней я получаю телеграмму о моем утверждении на роль Веры в фильме «Княжна Мери», ухожу из Эстрады и уезжаю сниматься. Обошлось без периферии, несмотря на предсказание Юрия Сергеевича: картина «Княжна Мери» потом с успехом прошла на многих экранах мира.