Назад к тебе

– Хватит, ну скажи мне, что это такое! – засмеялась я.

Он приподнял подушку и показал мне кучку морского стекла. Я их собираю, – сказал он, выбрал несколько стеклышек и показал мне. При лунном свете я увидела их нежный цвет – бледно-розовый, светло-зеленый.

– Какие красивые, – сказала я.

– Я хочу сделать для тебя мозаику.

– Ничего себе! – Я была тронута. – Но как?

– На той стороне острова растут несколько сосен. Я наберу смолы, растоплю, смешаю с углем с «Циклопа», и получится клей. Когда-то так его делали индейцы.

Я улыбнулась:

– Не знаю, что меня больше поразило: факт, что тебе известно, как делали клей индейцы, или то, что ты планируешь сделать мне такой необыкновенный подарок. – Я сжала его руку. – Спасибо.

Он нежно поцеловал меня, и мы снова легли, но я так и не смогла успокоиться.

– Я совсем про них забыла, – сказала я, глядя на пачку писем, которые мы принесли с корабля.

Грэй сел и зажег керосиновую лампу, обнаруженную на корабле, одной из многих спичек, которые лежали в чемодане Эдварда Гантера. Потом он пошарил в нашем маленьком доме – размером в лучшем случае с небольшой шкаф-купе – и нашел то, что искал.

– Вот, – сказал он, протягивая мне другую пачку писем.

– Прочитать их вслух?

– Как сказку на ночь? – усмехнулся он.

– Да. – Я вытащила первое письмо.

2 ноября 1917 года

Дорогой Макс!

Мне кажется, неправильно, что я даже пишу тебе. Мне стыдно, что я позволила нам зайти так далеко в ночь перед твоим отъездом, стыдно еще и перед Бобом. Но все было волшебно, и я все время думаю о тебе, и, ну, Макс, все так… непонятно. Как тебе известно, я должна была этим летом выйти замуж за твоего брата. Должна была пройти к алтарю и поклясться любить его до смерти. Но как смогу я дать эту клятву, если мое сердце принадлежит другому? Если мое сердце отдано тебе?

Не беспокойся. Боб не знает. Сегодня он повезет меня на обед в «Палмс». Я надену новое платье, которое он даже не заметит. Ты ведь знаешь, что твоего брата не интересуют такие вещи. Ему интересны только бизнес и сигары. Я буду очень стараться быть приветливой, но все время я буду думать о тебе. Это ужасно и в то же время чудесно.

Я сижу в своей спальне, она наверху, над кухней. Я была там, когда ты помахал мне рукой с дороги – это был наш последний миг, и потом ты вышел в море на «Циклопе». Я включила радио и сидела одна, слушала музыку и плакала так сильно, что на маминой любимой кружевной подушке остались пятна.

Макс, увижу ли я тебя снова? Я молюсь, чтобы увидеть. Пожалуйста, напиши мне и скажи, что ты думаешь обо мне.

Твоя Ида.

– Да, – проговорила я, кашлянула, прочищая горло, и взялась за следующее письмо. – Теперь послушай ответ ее возлюбленного.

– Жду с нетерпением, – пошутил Грэй.

19 ноября 1917 года

Дорогая Ида!

Когда сегодня пришла почта в Нортпорт в Новой Шотландии, я едва сдерживал свое волнение. Я молился, чтобы от тебя пришло письмо или хотя бы открытка – что угодно, чтобы я знал, что ты думаешь обо мне так же много, как я думаю о тебе. И потом я увидел конверт с моим именем, написанным самым красивым в мире почерком. Я понял, что это письмо от тебя, и не ошибся. Видела бы ты мое лицо! Два человека, стоявшие рядом, посмеялись надо мной.