Назад в СССР: демон бокса 2 (СИ)

Вздёрнутый на ноги, стрелок обдал меня мощным водочным духом. Оглушённый от пальбы около уха, встряхнул головой и немедленно бросился в наезд:

— На кого, слизняк, руку поднял! Да я…

— Он — второй секретарь Минского обкома партии, — подсказал его спутник. — Вы хорошо подумайте, что собираетесь сделать.

— Уже подумал. Сделаю его бывшим вторым секретарём.

Руку за спину милицейским захватом, удушающий, шапка куда-то укатилась, обнажив плешь. Когда тащил его мимо мёртвой собаки, паскудник попробовал вырваться, почему-то ему не удалось. Вика пыталась хоть как-то утихомирить Машу, оттащить её от Рекса, но девочка моя словно обезумела… А у меня отключились эмоции, я продумал алгоритм и просто действовал.

Мужчинка, сопровождавший партноменклатурную свинью, кинулся убегать, я его догонять и задерживать не стал. Значит, скоро какие-то областные власти, например — начальник УВД, узнают, что с пьяным Глебом Михайловичем случилась беда, кинутся выручать, заодно — топить меня. Удостоверение КГБ и звонок в дежурку КГБ БССР изменит ситуацию, но тут придётся стрелять из пушки более крупного калибра.

В доме я связал гаду руки за спиной, из вредности — поводком Рекса, и прицепил его к батарее отопления, не снимая дублёнку, в тепле его быстро развезёт. Затем кинулся к телефону.

Ответили моментально.

— Дежурный по Центральному Комитету Коммунистической партии Белоруссии слушает.

— Герой Советского Союза и Олимпийский чемпион Валерий Матюшевич. Мне необходимо сверхсрочно связаться с Первым Секретарём. Мой персональный код…

Я продиктовал шесть цифр, сообщённых мне Машеровым после турнира в Киеве.

— Ждите.

Прошло около минуты. Перебиваемый помехами, в трубке послышался хорошо узнаваемый голос Петра Мироновича.

— Валерий? Что-то стряслось?

— К сожалению — да, Пётр Миронович. Второй секретарь Минского обкома КПБ, пьяный в жопу, устроил стрельбу из двустволки прямо у меня во дворе, чудом не ранил двухлетнюю дочь, убил мою собаку. Сейчас икает с пьяну и грозится стереть меня в порошок.

— Так…

— Как капитан КГБ, я обязан незамедлительно сообщить в Москву о данном факте. Юрий Владимирович Андропов лично отслеживает исполнение его поручения по очистке партийных рядов от подобных фруктов. Но я подумал, что это может бросить тень на весь партаппарат республики, и, нарушая приказ руководства КГБ, сначала решил сообщить вам.

— Правильно. Молодец, Валерий Евгеньевич. Я приму меры.

— Пётр Миронович! Алкаш был не один. Его спутник сбежал. Опасаюсь, что до прибытия отправленных вами людей сюда заявятся, так сказать, спасатели. И у меня не останется иного выхода, как сообщить на площадь Дзержинского.

— О, чёрт! У меня чехословацкая делегация. Валерий, личная просьба: никуда и никому больше не звони. Еду лично. Приедут «спасатели», посылай на, ссылаясь на мой приказ.

— Понял! Жду.

Интересно, что Машеров не уточнил, где мой дом. Неужели помнил, как выделял мне участок у санатория?

Они появились практически одновременно: два «членовоза», один с мигалками, и две «волги» из УВД, тоже с проблесковыми огнями. На пару минут ночной лес выглядел как дискотека.

Мне было плевать на иллюминацию. Я сидел на снегу и занимался самоедством: ну почему не поставил высокий глухой забор? Не хотелось отрезать двор от соснового леса, и кто знал, к чему оно приведёт… Обнимал остывавшее собачье тело, целовал потухшие глаза, гладил серую шерсть, пропитавшуюся кровью. Мог даже убить подонка, сославшись, что тот произвёл один выстрел и целился в меня, а толку? Рекса не верну.

Неужели меня снова нагнало проклятие, то самое, что унесло голден-ретривера на авиабазе в Тангмере, навело бомбы на дома, где коротали ночь Мария и Мардж… Вряд ли. Скорее сработало общее проклятие для России-СССР, именуемое коммунизмом. Именно благодаря этой заразе бродят по благословенной земле новоявленные бояре с обкомовскими корочками в кармане и творят что хотят, стреляют из ружья в населённом пункте, а кто им что скажет? В девяностые годы на смену придут другие, без корочек, зато с баблом, голдами, малиновыми пинжаками, а также бригадой конкретных пацанов за спиной, столь же отталкивающие личности. Но те хоть что-то делали, пусть неправедное. Подобные Глебу Михайловичу всего лишь раздували щёки и громогласно хвалили ленинскую внутреннюю и внешнюю политику КПСС, раздавали «руководящие» указания, совершенно не неся за них ответственности. Худшее, что осталось и в людях России, и в Беларуси после развала СССР, оно отсюда — из-за мутации сознания под воздействием коммунистической идеологии.

Ко мне подошёл Машеров, с минуту смотрел на мёртвое тело.

— Ребёнок не пострадал?

— Она находилась в шаге от собаки. В глубоком шоке, кричит не переставая. Завтра везу её в Москву для оказания срочной психологической или психиатрической помощи.

— Не надо в Москву. У нас в Новинках…

— Пётр Миронович, при всём уважении. Здоровье единственной дочки мне важнее вашего «не выносить сор из избы». Не хотите пообщаться с героем вечера?

— Идём.

Пара мужчин в штатском, повинуясь отмашке его руки, осталась во дворе.