Не ангел

Однако вышло не так. В одну минуту из еловой чащи раздался свист, и на раскисшую от дождей дорогу выдвинулись темные, оборванные фигуры. Тот, что был впереди, преградил лошадям путь; извозчик, деревенский мужик, перепугался и натянул поводья… В следующий миг его уже пырнули огромным ножом, а четверо взлохмаченных, здоровенных, заросших бородой по самые глаза душегубов подскочили к повозке, где находились Ольга Аркадьевна с матерью и девкой Стешкой… Когда грубые грязные руки разбойников потянулись к Ольге Аркадьевне, ее мать закричала и от ужаса потеряла сознание. Что происходило далее, установить оказалось нелегко: история основывалась лишь на рассказе глупой неграмотной Стешки.

«Они на нас как выскочили, страшенные, жуть! Ваську-извозчика порешили; я аж омертвела вся, гляжу, барыня завопила, захрипела, руками замахала, сердешная — да и завалилась… А ён, который главный-то душегубец, на барышню нашу так и зыркает, охальник! Ну, думаю, нет, проклятый, не будет твоего дела — и как стала я Царице Небесной молиться, мол, Матушка-заступница, ты своим Покровом Святым всю грешную землю заслонила, всех православных хрестьян, так защити же сироточку невинную в свой святой праздник… Молюсь я это, а сама барышню к себе прижимаю, худенькая она у нас, что цветочек махонький; руками я ее обхватила, а она молчит, только дрожит так меленько…

Душегубцы на нас смотрят, пальцами тычут, смешно им, окаянным, а ён, главный, подходит с ножом своим огроменным, такой страшнющий, а ну, говорит, поди-ка, дура, коли хошь живой остаться… Я Олюшку, барышню, и отпустила, в край телеги отползла, лежу, трясусь. Ён, душегубец, Олюшку за плечики схватил, аж платьице на ней затрещало — и тут, Господи помилуй, я смотрю: тучи на небе разверзлись, молония громыхнула, а душегубец тот за глазюки свои схватился и на колени упал… А Олюшка в телеге стоит во весь рост… Она у нас с детства хворенькая, ножки ее не ходят, встать — и то с трудом может, только если опираться на что-нибудь. А тут, гляжу, стоит — а на плечиках у нее Покров тот светящийся, окутал ее, горит, аж глазам больно! Не иначе, думаю, Царица Небесная меня, грешницы, молитвы услыхала, да не дала разбойникам невинну душу сгубить. Только хотела я на колени пасть, Богородицу благодарить, как тот, главный-то разбойник, ну по земле кататься да вопить, а сам все зенки свои руками закрывает. Другие подскочили, схватили его — и деру. А Олюшка, барышня моя, так и сомлела, еле успела я ее подхватить… Вот ведь, думаю: барыня в обмороке, барышня туда же, Ваську порешили: что мне, горемычной, с ними делать? А только я все равно на коленки встала, лбом о землю побилась, Царицу Небесную восславила…»

Сказкам заполошной девки никто особенно не верил: мало ли, что там дуре померещилось. Мать Ольги Аркадьевны не много могла рассказать: она запомнила только, как разбойник подскочил к ее дочери. Сама же Ольга что-либо говорить на эту тему отказывалась наотрез, лишь крестилась да качала головой. Расследование той истории ничего не дало: Ваську-извозчика действительно убили ножом в сердце, Ольгу Аркадьевну привезли домой в обмороке и разорванном платье, но невредимую; барыня и Стешка вовсе не пострадали.

Исправник и становой с помощниками, прибывшие разобраться в происшествии, обнаружили множество следов ног на месте нападения, труп Васьки и более ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть рассказ Стешки. Когда же они приступили к барышне с расспросами, с той сделался настоящий припадок. Доктор вместе с матушкой Ольги решительно выпроводили станового вон и запретили кому-либо впредь говорить с барышней на эту тему.