Было почти полвосьмого, и мартовские сумерки уже сгустились. На парковке зажглись фонари, и в их свете казалось, что сейчас не день и не ночь. Наверное, так должен был выглядеть день на планете, где солнце холодного голубого цвета и все краски от этого тусклы.
Ким села к Гурни на переднее сиденье, и они обсудили свой спектакль.
– Как вы думаете, Добрый Пастырь проглотит наживку? – спросила Ким.
– В общем, да. Он может, конечно, что-то заподозрить. Похоже, он вообще очень подозрителен. Но ему придется что-то сделать. А чтобы что-то сделать, нужно будет обнаружить себя. В той ситуации, которую мы ему обрисовали, самый большой для него риск – это бездействие. Это он поймет. С логикой у него все прекрасно.
– Как вам кажется, мы справились?
– Ты справилась превосходно. Очень естественно держалась. А теперь послушай меня: переночуй сегодня в этом отеле. Не открывай никому. Ни при каких обстоятельствах. Если кто-нибудь будет уговаривать тебя открыть, сразу же звони на пункт охраны. Договорились? Утром позвонишь мне.
– Хоть когда-нибудь мы будем в безопасности?
Гурни улыбнулся.
– Думаю, да. Надеюсь, что после завтрашней ночи мы все будем в совершенной безопасности.
Ким закусила губу.
– Какой у вас план?
Гурни откинулся на сиденье, глядя на желчное сияние фонарей.
– Мой план в том, чтобы выманить Доброго Пастыря, пусть он сам себя выдаст. Но это завтра ночью. А сегодня я планирую вернуться домой и отоспаться за два дня.
Ким кивнула:
– Хорошо. – Потом помолчала. – Ладно, я пойду сниму номер. – Она взяла сумку, вышла из машины и направилась в отель.
Когда Ким скрылась в вестибюле гостиницы, Гурни вышел из машины и лег на спину под задним бампером. Без особого труда он открепил маячок. Затем снова сел в машину, развинтил устройство отверткой и вынул батарейки.
С этого момента и до последней схватки он решил скрывать от Пастыря свое местоположение.
Глава 45
Ученик дьявола
Бог дал, Бог и взял.
В эту ночь Гурни проспал семь часов, в которых так отчаянно нуждался. Тем не менее проснулся он в ужасе, и этот безымянный ужас лишь отчасти растворился, когда Гурни принял душ, оделся и пристегнул к ноге “беретту”.
В восемь утра он стоял у окна и глядел на холодное белое солнце, поднявшееся в тумане. Он уже выпил полчашки кофе и надеялся, что скоро станет полегче. Мадлен сидела за столом, ела овсянку с тостами и читала “Войну и мир”.
– Ты так всю ночь читала? – спросил он.
Она поморгала, явно не понимая его и оттого раздражаясь.
– Что-что?
– Неважно. Извини.
На самом деле это была неудачная попытка пошутить: накануне вечером, когда Гурни приехал из Сиракьюса и сразу пошел спать, Мадлен сидела за тем же самым столом и читала ту же книгу. Гурни тогда лишь вкратце рассказал о том, как они с Ким разыграли сценку.
Он допил кофе и пошел делать себе вторую чашку. Мадлен закрыла книгу и отодвинула ее к центру стола.
– Может, не стоит пить столько кофе? – сказала она.
– Наверное, ты права.
Он все равно налил вторую чашку, но, вроде как из уважения к словам Мадлен, вместо двух пакетиков подсластителя высыпал только один.
Мадлен не сводила с него глаз. Ему казалось, что тревога на ее лице вызвана чем-то более серьезным, чем вред кофеина.
Когда он выключил кофемашину и вернулся к окну, она тихо спросила:
– Я чем-то могу тебе помочь?
Этот вопрос произвел на него странное действие. Такой простой, но в нем слышалось так много всего.
– Думаю, нет, – ему самому этот ответ показался избитым и неуместным.
– Ну хорошо, – сказала она, – если вдруг надумаешь, скажи.
Ее мягкий тон заставил его ощутить еще большую неловкость. Чтобы взбодриться, он решил сменить тему:
– Какие у тебя сегодня планы?
– Иду в клинику, само собой. И, возможно, не вернусь к обеду. Возможно, после работы зайду к Бетти. – Она помолчала. – Хорошо?
Она часто спрашивала “хорошо?”. Когда собиралась куда-то пойти, или посадить что-нибудь на клумбах, или выбрать рецепт. Гурни этот вопрос почему-то всегда раздражал, и он всегда отвечал одинаково: “Разумеется, хорошо”. После этого оба замолкали, замолчали и теперь.
Мадлен снова открыла “Войну и мир”.
Гурни взял свой кофе и пошел в кабинет. Сев за стол, он стал обдумывать риски предстоящего предприятия, того, как он один, по сути дела, не подготовившись, придет в хижину Макса Клинтера. И тут его пронзила новая мысль – новая тревога. Он оставил кофе и пошел осматривать машину Мадлен.
Через двадцать минут он вернулся в дом, радуясь, что его опасения не оправдались и к машине Мадлен не прикреплено никаких посторонних устройств.
– За чем это ты ходил? – спросила, оторвавшись от книги, Мадлен, когда он вошел в кухню.
Гурни решил, что лучше всего сказать правду. Он объяснил ей, что и почему искал, а заодно рассказал об устройствах, найденных на их с Ким машинах.
– Как ты думаешь, кто это сделал? – голос Мадлен был спокоен, но уголки глаз напряглись.
– Я не знаю точно, – Гурни нашел формально правдивый, но уклончивый ответ.
– Этот Миз? – почти с надеждой спросила она.
– Возможно.
– Или, может быть, тот, кто поджег наш амбар? И устроил ловушку в подвале у Ким?
– Возможно.