– Вы носитесь с этим манифестом, как с сакральным текстом. А он не сакральный. Это все поза. Поступки важнее слов. Поведение этого убийцы крайне рационально, очень и очень взвешенно. План выдает человека терпеливого и прагматичного. А манифест – другое дело. Это выдумка, попытка сконструировать персонаж и его мотивацию, чтобы вы с дружками в своем отделе все это анализировали и состряпали по-студенчески наивный профиль.
– Слушай, Дэвид…
– Секунду, я уж продолжу ради тебя. Вымысел зажил своей жизнью. Всем этот манифест пригодился. Пошли бесчисленные статьи в “Американском вестнике теоретической хрени”. И никто не может выйти из игры. Вы отчаянно вкладываетесь в строительство карточного домика. Если он развалится, развалятся и ваши карьеры.
– Ты закончил?
– Ты просила меня объяснить мое раздражение.
Холденфилд подалась вперед и тихо произнесла:
– Дэвид, я думаю, это не я тут в отчаянии…
Тут она замолчала и выпрямилась – официантка принесла “кровавую Мэри”. Когда она ушла, Холденфилд продолжила:
– Мы вместе работали. Ты всегда оказывался самым спокойным, самым здравомыслящим человеком в команде. Тот Дэйв Гурни, которого я помню, не стал бы угрожать старшему агенту ФБР. Не заявил бы, что мое профессиональное мнение – чушь собачья. Не стал бы обвинять меня в тупости и нечестности. Я гадаю, почему на самом деле ты так себя ведешь. По правде говоря, за нового Дэйва Гурни я беспокоюсь.
– Правда? Ты думаешь, пуля, попав в голову, отшибла мне логику?
– Я сказала лишь, что на твой мыслительный процесс сильнее, чем раньше, влияют эмоции. Ты со мной не согласен?
– Я не согласен с тем, что ты обсуждаешь мой мыслительный процесс, тогда как настоящая проблема в другом. Ты и твои коллеги поставили свою подпись под кучкой дерьма, благодаря чему серийный убийца так и не пойман.
– Красноречиво, Дэйв. Знаешь, кто так же красноречиво говорит об этом деле? Макс Клинтер.
– Это что ли была страшная критика?
Холденфилд отхлебнула из стакана:
– Просто пришло в голову. Свободная ассоциация. Так много общего. Вы оба серьезно ранены, оба не меньше месяца были прикованы к постели, оба очень недоверчивы к окружающим, оба уже не служите в полиции, оба одержимы идеей, что официальная версия в деле о Добром Пастыре неверна, оба прирожденные охотники и не терпите, чтобы вас отодвигали на обочину. – Она сделала еще один глоток. – Тебе не ставили посттравматическое стрессовое расстройство?
Гурни поглядел на нее. Вопрос поразил его, хотя после сравнения с Клинтером этого можно было ожидать.
– Так вот зачем ты здесь? Ставишь галочки в диагностической анкете? Значит, вы с Траутом обсуждали мое психическое здоровье?
Холденфилд тоже посмотрела на него долгим взглядом.
– Я никогда не видела от тебя такой враждебности.
– Скажи мне вот что. Почему ты решила сейчас со мной встретиться?
Она поморгала, обвела взглядом стол, сделала глубокий вдох, потом медленный выдох.
– Из-за нашего телефонного разговора. Он меня встревожил. Если честно, я о тебе беспокоюсь. – И она приложилась к “кровавой Мэри”, выпив больше половины стакана. Когда их глаза снова встретились, Холденфилд тихо заговорила: – Когда в человека попадает пуля – это шок. Наша психика все время заново переживает этот момент, эту угрозу, это потрясение. У нас возникают естественные реакции – страх и гнев. Большинство мужчин предпочтут скорее рассердиться, чем испугаться. Выражать гнев им легче. Я думаю, что когда ты обнаружил свою уязвимость, понял, что ты не идеален, не супермен… тебя переполнила ярость. А то, как медленно идет выздоровление, эту ярость усиливает.
Стоило ли верить в неподдельную искренность этого проницательного психолога? Действительно ли она беспокоилась о Гурни и честно делилась своим мнением? Ей что, правда было не наплевать? Или это еще одна мерзкая попытка заставить его сомневаться в себе, а не в выводах следствия?
Не находя ответа, он посмотрел ей в глаза.
Ее умные глаза глядели спокойно и ровно.
Он вдруг почувствовал ту самую ярость, о которой она говорила. Пора валить отсюда к черту, а то он скажет что-нибудь, о чем потом пожалеет.
Часть третья
Любой ценой
Пролог
Ему потребовалось немало времени, больше, чем он ожидал. Столько всего происходило, столько нужно было сделать. Но в итоге он остался доволен. Послание звучало ровно так, как надо: