— Потому что вы сами несколько отошли от заданной темы, — Александра расправила плечи, и Иевлев понял, что она подняла брошенную им перчатку. — Наташу в последний раз я видела перед ужином, когда поручила ей разбудить Ивана Димитриевича. В тот вечер она отпросилась на выходной до середины следующего дня. Именно поэтому ее хватились и начали искать не сразу…
— Куда выходят окна вашей спальни?
— К парадному крыльцу.
— Вы поздно легли спать?
— Да. Не могла заснуть. Днем после утренних событий прилегла отдохнуть и незаметно задремала. Так что вечером спать не хотелось совершенно.
— Слышали что-нибудь необычное?
— Нет. Все было тихо.
— Может быть, кто-нибудь выходил из своей комнаты?
— Я не слышала.
— Что вы делали в спальне господина Чемесова тем вечером?
Александра залилась краской — столько неприязненных намеков слышалось в голосе сидящего перед ней мужчины.
— Я хотела разбудить его, но не решилась и попросила…
— Я не спрашивал вас, что вы хотели, мне нужно лишь знать, что вы там делали!
Глубокий вздох приподнял белоснежную ткань блузки на груди графини, и спустя мгновение она заговорила ровным бесцветным голосом:
— Я вошла, в комнате было темно…
«Вот это самообладание! Да, такую так просто не расколешь на допросе! Впрочем, прожив десять лет с мужем-садистом или свихнешься, или научишься держать себя в руках… Или убьешь его!»
— Простите, я отвлекся. Повторите, пожалуйста, вашу последнюю фразу.
Глаза молодой женщины остались столь же холодны и бесстрастны, вежливо кивнув, она произнесла:
— Я сказала, что когда ставила лампу на столик у кровати, уронила с него запонки и потом долго искала их.
— Нашли?
— Только одну.
Иевлев на мгновение прикрыл глаза.
— Вы хотите сказать, что была только одна запонка?
— Я не знаю, сколько их было до падения. Но нашла я только одну, хотя искала очень внимательно — мне было неудобно, что она пропала по моей вине.
— Что было потом?
— У меня не хватило решимости будить Ивана Димитриевича. Я вышла и тут как раз встретила Наташу.
— То есть вы хотите сказать, что когда уходили, господин Чемесов спал, а на столике возле кровати лежала одна запонка?
— Совершенно справедливо. Хотя я не понимаю, с чего вас так взволновал этот факт. Вы хотите обвинить меня в краже запонки?
«Ого! — подумал Олег, внутренне подбираясь. — И зубки у нас остренькие. А вот посмотрим, что вы скажете на это».
— Одна из этих запонок была найдена у тела мертвой девушки. Господин Чемесов арестован по подозрению в убийстве.
— Что?!
— Как только Иван Димитриевич поправится, он будет препровожден из больницы в Бутырскую тюрьму.
— Мне казалось, вы его друг… — побелевшими губами произнесла Александра.
— «Платон мне друг, но истина дороже», — холодно процитировал Иевлев.
Александра вскочила с места и заметалась по комнате, стискивая виски пальцами.
— Запонка… Теперь я совершенно точно припоминаю, что звук от падения был такой, словно упала именно одна вещь, а не две.
— Вашим теперешним воспоминаниям — грош цена, сударыня.
— Но он просто не мог выйти из своей комнаты незамеченным. Я не спала и услышала бы…
— И, несомненно, сказали бы мне, — Иевлев усмехнулся.
Александра остановилась и уперла гневный взгляд в следователя.
— К вашему сведению, Мушка — борзая Николая Станиславовича, ночью спит в коридоре второго этажа. И у нее есть привычка, в общем-то обычная для большинства собак. Она, представьте себе, облаивает чужаков, коим собственно и являлся для нее Иван Димитриевич. Так вот — Мушка той ночью молчала. Может быть, вы поверите хотя бы собаке, если не хотите верить мне!
— Почему же она не лает сейчас — в доме двое посторонних!
— Днем она предпочитает отсыпаться в кабинете Николая Станиславовича. У камина. Она уже стара для псарни.
— Браво, госпожа графиня! Все очень логично!
Александра устало опустилась в кресло. Помолчала, а потом негромко спросила.
— Насколько серьезны улики против Ивана Димитриевича?
— Скажем так — их достаточно.
— Вы говорите так, как будто это доставляет вам удовольствие, а мои попытки защитить его наоборот претят. Надеюсь, вы хотя бы понимаете, что все это подстроено! Боже! Но кем? Я кожей, всем существом чувствую, что кто-то ходит рядом, как большая рыба на глубине — неслышно, медлительно, ощутимо лишь на уровне нематериального… Смотрит мне в спину, прямо между лопаток. И глаза, как двустволка…
— Только не надо патетики, сударыня.
В ответ Александра внезапно улыбнулась, в очередной раз изумив Иевлева.
— Вы правы. Этим делу не поможешь. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату, господин Иевлев, и позову Николая Станиславовича. Прошу прощения… — она поднялась и, легко ступая, вышла из комнаты.
Спина подчеркнуто прямая, как тогда, у Родионовых на Рождество, когда он впервые схлестнулся с нею. Олег хотел остановить ее, сказать, что не давал ей разрешения удалиться, но не стал.
«И что в ней нашел Иван? Высокомерная гордячка! Ледяная королева! Холодная, опасная…»
Дверь гостиной отворилась, пропустив сначала старую борзую, а потом и ее хозяина — маленького, почти совершенно лысого, в круглых очках с толстыми линзами.