Вместо того, чтобы бороться, идти против, я точно также молча оплакивала свою судьбу, думая, что мне нечего противопоставить такой громиле, как он. Понятное дело, что даже самый слабый мужчина априори физически сильнее женщины, а тут он – сильное, накачанное и даже перекачанное животное, а не человек.
- С ним можно и нужно поговорить, - вдруг говорю я ей. – Мы можем предложить ему денег.
Смешной вариант развития событий, ведь именно от недостатка денег я и оказалась в этой темнице, но все лучше думать вдвоем.
Она снова кладет голову на подушку и отворачивается.
- У него этих денег… Жопой жуй.
Эти слова звучат как выстрел в тишине. Похоже, Стефан глубже погрузился во мрак. И это новая форма его непонятной шизофрении.
- Сколько времени ты здесь? – пользуясь тем, что успела ее зацепить, продолжаю расспрос.
Она дергает плечом. Ясно. Не известно. В такой темноте и постоянной промозглой пыли трудно понять, что за окном – день или ночь, который час.
Я снова разглядываю клетку, будто бы в первый раз от меня могло что-то укрыться.
Темный дощатый пол с облезлым лаком. Тонкое старое покрывало вместо одеяла. Серый, почти черный потолок с паутиной по углам, кирпичная стена с одной стороны и непроглядная тьма с других. Судно под кроватью. Возле двери – пластиковая бутылка и одноразовый стакан, по-видимому, уже многоразового использования.
- А еда? – вдруг вспоминаю я. – Еда? Нас будут кормить?
Билли, кажется заснула, пока я задумчиво перебирала варианты побега, потому что резко подскакивает от моего окрика. Я снова повторяю свой вопрос, и девушка горько ухмыляется.
- Лучше б не кормил.
- Мы можем в это время…- подсказываю ей продолжить мысль.
Она, даже не оборачиваясь, машет в мою сторону рукой, и я понимаю ее знак-просьбу помолчать.
У меня в голове настоящий кавардак, и невозможно привести себя в порядок. Откидываюсь на спинку стула и начинаю вспоминать все, что было до того, как я очнулась в этом темном подвале. Воспоминания горьки, как полынь, остры, как нож, но теперь я чувствую в себе силы, чтобы не разреветься и снова не превратиться в кисель.
Потому что мне нужно выжить. И я думаю, что смогу это сделать. Откуда вдруг взялась такая уверенность сказать сложно, но во мне будто перегорел какой-то тумблер, заставляющий жалеть себя.
Да уж, жизнь со Стефаном Дарком в его доме меня закалила словно сталь. Или это пример Билли действует на меня таким образом, что хочется стать антагонистом, не поддаваясь тоске и сырой печали? Потому что это чувство мне очень хорошо знакомо по себе: стоит один раз заплакать, заглянуть в эту затягивающую дыру самокопания и саможаления, как оттуда не выбраться.
- Эй, Билли, - снова подаю голос. – Ты знаешь какие-нибудь песни?
Она меня слышит, я это точно знаю, потому что плечи, вздрогнув, застывают в одном положении. Не знаю, почему я это спрашиваю у нее, может быть, потому, что за время проживания на острове немного отвыкла от человеческой речи, или от женской компании, но продолжаю гнуть свою линию.
- А я знаю.
Она привстает в своем углу и поворачивает ко мне свое лицо. Я подмигиваю.
- Жизнь продолжается, даже когда ее, в сущности, и нет.
Отстукиваю ритм на коленке пальцами и начинаю тихонько напевать нетленную All You Need Is Love Битлов. Билли сначала смотрит на меня, как на сумасшедшую, на то, как я шепотом напеваю известные строчки, жутко фальшивлю, морщусь от этого, гримасничаю. Это так странно – делать какие-то глупые вещи, но я не могу остановиться. Иначе темнота поглотит меня, мой разум, и от меня ничего не останется, а лишь одна сухая оболочка, а этого я точно не хочу. Потому что, как ни крути, мне нужно остаться живой, я должна выкарабкаться и из этой ситуации.
Тем более, что Стефан Дарк меня не пугает. Я видела его во всех ипостасях, и ни одна из них не вводила меня в ступор, даже нужно сказать больше: я погружалась в него все глубже и глубже, теряя частичку себя.
- Не сделать то, что не произвести.
Не спасешь то, что не спасти.
Не знаешь, что делать? Ничего, со временем поймешь,
Это просто!
К моему удивлению, Билли тоже начала подпевать мне тихонько, посмеиваясь и утирая редкие слезы, которые сами собой катились из глаз. Мы пели тихо, чтобы не привлекать ненужного и страшного внимания, а потом сидели долго на кровати, обнявшись и провожая этот бесконечно ужасающий, колючий день.
А потом уснули, опустошенные.
И только я закрыла глаза, как тут же открыла их. Будто бы ничего не изменилось, вот только в углу комнаты, освещаемый одним лишь светом неяркой лампы оказался Стефан. Один. Почти обнаженный, осунувшийся, злой.
- Ты и сюда пробрался? – устало и опустошенно спросила, не вставая с этой ужасной кровати. Услышав меня, он тут же изменился в лице: будто бы обрадовался невероятно и просветлел лицом.
- Я должен был прийти за тобой, - от этого ответа я почувствовала, как у меня перед глазами все плывет. Неужели он и в сны мои пробрался, неужели ему не достаточно насилия в реальности?
30. Стефан