Не драконьте преподов

Машков же и не думал подсматривать. Он уже перебрался через мост и о чём-то горячо спорил с Фигелем на пороге церквушки.

— Что такое? — Догнав друга, я едва перевела дыхание.

— Не стоит вам входить, — повернулся ко мне библиотекарь.

— Почему? — всмотрелась я в красивое лицо зеленоглазого мужчины.

Сейчас он будто утратил накрывшее его наваждение и снова стал собой. Только плётку не бросил, а сжал посильнее.

— Такие, как я, всегда ощущают опасность, — ответил Фигель. — Мой экран сдерживает магию этого странного места, но я не могу быть уверенным, как долго это продлится. Всем лучше вернуться на скалу. Пойду я один.

— Я с вами, — решительно шагнула я и добавила для острастки: — Повелеваю взять меня с собой!

Фигель лишь иронично улыбнулся, и я ахнула:

— Ты избавился от проклятия?

— Я под защитой собственного купола. — И саркастично ввернул: — Госпожа.

— Не называй меня так, — содрогнулась я и, чтобы решить сразу, быстро проговорила: — Поверь, я заколдовала тебя случайно и очень рада, что это безумие прекратилось.

— Не поверил бы, — опасно прищурился он, — но вы на моих глазах съели драконью ягоду. Поэтому всё ещё живы.

По спине пробежался холодок, но я напомнила себе, что поводов для страха у меня предостаточно и помимо этого мужчины. Покачнув головой, прошла мимо остолбеневшего Максима и, пригнувшись, ступила в темноту.

— Егор Ильич? Вы ещё живы?

— А что мне сделается? — услышала ворчливый голос и странный хлюпающий звук. — Заходи, Киселёва. Отец Алексий мужик хороший, не обидит.

Я сделала ещё шаг, и тьма рассеялась. Будто некую невидимую стену прошла. Оглянувшись, я вздрогнула, увидев перед собой вязкий туман, сквозь который не заметила и очертания двери. В этой субстанции показалась тёмная фигура, и через миг в дом шагнул Фигель. Уставившись на меня, он изумлённо застыл на месте, даже плётка выпала из его руки.

— Что? — нахмурилась я и снова посмотрела перед собой. — Егор Ильич, вы…

Осеклась при виде нашего ректора. Носов, собственной облачённой в рясу персоной, сидел за большим накрытым столом рядом с одетым так же бородатым мужчиной. Врывающийся в узкое окошко свет золотил бок пузатого чайника, по-домашнему пахло пирогами и малиной.

— Вы человек?! — подбежала я.

— Моя выпускница, — представил меня ректор. — Николь. А это наш хозяин и товарищ по несчастью. Хочешь чая?

— Какой чай?! — возмутилась я, но заметила своё отражение в чайнике и упала на предложенный стул. — А есть что покрепче?

Отец Алексий недовольно закряхтел, но откупорил тёмную бутылочку. Я же не отводила взгляда от металлической поверхности. Лёгкое искажение не скрыло от меня удивительную правду — я стала собой! Обернувшись, крикнула:

— Мама, быстрей сюда!

Ворвавшийся в дом Машков сбил окаменевшего Фигеля и сам будто в чём-то невидимом застрял. Секунда, две, и друг схватил себя за грудь. Расхохотавшись, уселся прямо на полу.

— Счастье какое! Их нет! — Опустил ладонь ниже и возвёл глаза к потолку. — Спасибо! Я снова я.

— Одержимый? — деловито уточнил отец Алексий.

— Уже нет, — хихикнул ректор и перевёл взгляд на мрачного библиотекаря. — А вот насчёт этого не уверен. Может, теперь его святой водой обольёте?

— Магия Фигеля защищает нас, — предупредила я Носова и повернулась к батюшке. — Не будем терять времени. Расскажите, что произошло.

Он выдохнул и отпил чая. Собравшись с духом, прогудел красивым, хорошо поставленным голосом:

— Думал, конец света настал. В небе потемнело, закружились огромные птицы, как вестники… Сами знаете кого. Потом сверкнуло, и возникло это. — Он кивнул на туманную стену. — Появился мужчина, полностью обнажённый…

— Теран! — встрепенулась я. — Где он?

— Я в него водичкой плеснул, и он исчез. А потом ворвался Егор Ильич.

— Едва уклонился от удара, — хохотнул ректор. — Но душа не избежал.

— Он не исчез, поэтому я раздобыл гостю одежду, — закончил отец Алексий.

— Ясно, что ничего не ясно, — пробормотала я и огляделась. — А где ноар? Он же за вами полетел.

— Ах, это… — заулыбался ректор и засюсюкал: — Иди сюда, моя хорошая. Не бойся!

Из-под стола высунулся тот самый чёрный котёнок, в теле которого был ректор. Я лишь покачала головой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Чудеса! То есть душу кошки закинуло в ноара? Теперь загадка нетривиального поведения животного раскрыта. Но остаётся вагон других тайн. — Подняла палец. — Например, куда делся ректор и как нам всё исправить.

— А где мы? — отважился полюбопытствовать батюшка.

— Там, где я мужчина, — подал голос Машков. — В раю!

— На том свете? — огорчился отец Алексий. — Жаль… У меня там приход. И дети завтра в воскресную школу придут. Как же они без меня?

По его щеке сползла слеза, и у меня сердце дрогнуло. Я горячо пообещала:

— Мы всё исправим!

— «Мы» это кто, Киселёва? — проворчал ректор и съёжился. — Моя вина. Жена у меня… непростая. Приревновала к молодой студентке, вот мы все и страдаем. Вот что мне с ней делать?!

— Грешен? — сурово спросил батюшка.

— Грешен, — виновато вздохнул ректор. — Но невиновен! Развестись, что ли, с Магрошей?