Мы поднялись на небеса, лифт остановился на тринадцатом. Пентхаус встретил нас, включив на полную все свои 4 звезды. Этого Наде показалось мало, и она включила еще автоответчик, который заговорил кислым нетрезвым женским голосом. Слова были грустные и пьяные, как лица на поминках. «Говорит Москва». Работали все чакры Надежды. Она замерла, съежилась, красота ее начала угасать на глазах. Звонила Вера, вера была с той стороны, а с этой – Надежда и полное недоверие.
– Вовочка, ты совсем меня забыл, не звонишь…
Настроение упало. Вся эта тихоокеанская идиллия потеряла значение, ее сдуло одним звонком. Я не стал слушать, знал наизусть, о чем будет драмтеатр. Сразу пошел к холодильнику за текилой, чтобы спрятаться в Мексике, как иной преступник из Америки, пытающийся отсидеться за границей, до тех пор, пока не утихнут страсти.
– Джимми! – позвала Надя.
Я обернулся. Она стояла на балконе в десяти метрах от меня.
Ветром несло через открытую дверь какую-то непонятную тревогу. Легкость бытия потяжелела еще сильнее, когда через несколько секунд Надя взобралась на перила и, покачиваясь, продолжала:
– Джимми! Видишь меня? Больше не увидишь. Ты не любишь меня, не можешь бросить свою Веру. Не двигайся. Я прыгну.
– Надя, что ты делаешь? Перестань, – не успел я спеть ей какую-нибудь успокоительную песню. Какими обычно мужчины убаюкивают женскую ревность.
Подбежал к перилам, на которых уже болталось ее хрупкое тело, она висела на руках по ту сторону балкона. Я держал ее, пытаясь вытащить наверх, но ее кисти выскальзывали из моих.
– Держись, держись, держись, – все, что я мог сказать себе и ей.
Она сказала:
– Отпусти меня, я спасусь.
Ее руки неумолимо выскальзывали из моей жизни. За несколько мгновений пролетела судьба и не одна: я представлял изуродованное молодое женское тело и американскую тюрьму с пожизненным сроком, а еще того парня из фильма «Скалолаз», где Сталлоне держал девушку на одной руке. Нельзя удержать женщину, если она собралась уходить. Земля тянула ее к себе, казалось, что руки мои вот-вот оторвутся, что на них сейчас повисли и Вика, и Надя и весь Земной шар. Пожалуй, только лицо, было такое же, по-сталлоновски, перекошенное. Сейчас Надя смотрела прямо в него. В ее глазах не было ни капли страха. Страх был в моих. Я собрал в себе все страхи мира. Закрыл глаза от безысходности и снова открыл. Хотелось проснуться и с радостью обнаружить, что это всего лишь ночной кошмар.
Я не отпускал, потому что не верил ей, но поняв, что все равно не удержу ее, на миг поверил и разжал ладони. Она исчезла. Быстро, без криков, без воплей, без драмтеатра. Стало страшно тихо. Я посмотрел вниз с высоты тринадцатого этажа. Асфальт блестел чистотой, никого. Где-то вдалеке вой сирены и пожизненный срок.
Надежда умерла.
Вскоре прозвучал звонок. Я почувствовал себя вновь в том курьезном доме с перекошенными полами. Я упирался, но всеми физическими и юридическими законами меня тянуло к двери. Наконец, я подошел к двери и открыл.
Надя. Она стояла на пороге, как ни в чем не бывало. Мой страх перемешался с неожиданной радостью. Этот коктейль принес облегчение. Я не верил своим глазам. Только теперь до меня дошел смысл этой незатейливой фразы. Я был уверен, что чудес не бывает, но Надя была. Она улыбнулась, проскользнув мимо меня.
– Выпьешь? – не нашел я больше чем ответить на чудо. Неожиданно я вспомнил, что так и не успел налить себе текилы. Бутылка ждала на барной стойке.
– А лимоны есть?
«Лимоны, боже мой, хоть десять лимонов и налом, Вика», – трепетал я про себя.
Я разлил текилу и сделал два хороших глотка. Отпусти любовь – если она настоящая, то обязательно вернется.
Потом выяснилось, что, повиснув на перилах и перебирая ногами, под балконом в стене Надя нащупала углубление. Сунула в него ногу и спрыгнула, едва я отпустил ее навсегда, спрыгнула на балкон этажом ниже. Дверь там была открыта, она зашла в чужую квартиру, где сидел чувак в трусах и смотрел телевизор. Она сказала: «Хай!» и покинула его апартамент.
Много позже, подходя к дому, я часто мысленно благодарил архитектора за то углубление в стене. Видимо он понимал толк в отверстиях. Отверстия, как это важно в жизни мужчины.
– Как ты не понимаешь, мне нужна забота. Прежде чем расстегнуть платье, научись застегивать пальто.
Эта фраза, случайно оброненная кем-то на улице, крутилась в голове Шарика, пока он бежал. Ему вдруг дико захотелось о ком-то позаботиться, но вокруг не было ни души. Он рыскал по улицам, наконец, наткнулся на предмет возникших чувств неожиданно в собственном дворе.
– Ты чего скулишь? – понюхал Шарик незнакомку. – «Из породистых, – сразу определил он, изучая ее ошейник со стразами. – Шерсть лоснится и блестит, как шелк, а запах какой? С ума сойти!»
– Хозяин ударил. Да нет, не туда, по морде!
– Извини, привычка. За что? – обошел он незнакомку и преданно посмотрел ей в глаза. – Мужчина подошел, дал конфету, погладил по голове, я взяла. Это его и выбесило, я имею в виду хозяина, – начала плакаться в шерстяную жилетку Шарика незнакомка.