Не Господь Бог

Лена завралась – мыло тут лежало почти новым куском, но Дима не обратил внимания, смотрел со страхом, как капает кровь с её ладони в белую раковину:

– Есть лейкопластырь? – спросила Лена.

– Должен быть здесь, – отморозился Дима. – Мама всегда тут хранила лекарства.

Дима открыл другой ящик, там обнаружились лекарства, слишком много лекарств для столь маленькой семьи. Лена не встречала в своей практике ни одного здорового ребенка у святых матерей, посвятивших себя своему чаду. Больными управлять легче, ясно.

– Может, марганцовка? Мама всё обрабатывала марганцовкой, – предложил Дима.

– За марганцовку теперь и посадить могут.

Нашёлся йод, Дима помог наложить пластырь. Лену выворачивало от этого тошнотворного запаха. Это было просто невероятно, чтобы старые духи заставляли щипать и слезиться глаза, въедались в кожу, одежду, волосы.

Дима всмотрелся обеспокоенно:

– Вам нехорошо?

– Просто надо на свежий воздух.

От чая с любимым маминым печеньем курабье Лена отказалась.

– Дима, можно я задам вам один вопрос? – спросила она.

– Конечно, – ответил Дима, который не знал, что теперь делать с ситечком полным заварки, если гостья не хочет чай.

– Вы любите курабье?

Дима завис, задумался.

– Да нет, вообще-то. Мама любила, а я как-то до сих пор покупаю на автомате и…

– А чай? А это ржавое ситечко? А эти чудовищные обои, эти полотенца! Неужели вам приятно всем этим пользоваться?

Дима, судя по взгляду, никогда не думал об этом.

– Зачем вы храните верность тому, что причинило вам столько боли? Этим мутным зеркалам, этим старым шкафам, они ведь забиты мамиными вещами доверху, верно? Сколько ещё вы будете поклоняться ее халату, духам, тапочкам?

– Мне нужно время, – сказал Дима глухо, ставя фарфоровую чашку обратно на её место к хрусталю в стенку. – Я не могу так сразу.

– Три года, Дима. Три. Года. Вашей жизни. Другой может и не быть.

Когда за Леной закрылась дверь, Дима опустился на стул, обитый чёртовым гобеленом, и впервые смотрел на своё жилище другими глазами, глазами чужого человека.

Лена вошла в квартиру, с удовольствием вдыхая знакомый запах своего жилья, смесь корицы, грейпфрута, кофе. Сняв обувь, она крикнула в гостиную, где горел свет и работал телек:

– Мышонок, привет! Угадай, чего я тебе купила!

Лена наклонилась, чтобы достать из пакета достала яркую шапку и вдруг уткнулась взглядом в мужские ботинки сорок четвертого размера.

Лена была сбита с толку, с одной стороны, кроме соседского Ваньки и техников по интернету у них не водилось лиц мужского пола, с другой – имеет право, это же и её жилплощадь.

– Маша? – позвала она.

Перед ней вырос Мичурин собственной персоной. Из-за его плеча объявилась Машка и всё объяснила:

– У папы соседи ремонт затеяли! Он у нас переночует.

– Сверлят и сверлят, а я с суток. Лен, ты не против?

– Вообще-то нет, – пожала плечами Лена. – А чего они закон не соблюдают?

– Я тебя умоляю, на лапу участковому дали, и фигачат круглые сутки. А у меня сегодня четыре операции и все cito.

– Знаешь анекдот: куда бы ты не переехал, твой сосед с перфоратором переедет за тобой?

Они засмеялись, потом прислушались.

– Главное, чтоб сюда не нагрянули папины чики, – у дочки с чувством юмора был порядок.

– Спокуха, хвостов не привел, – заверил Мичурин.

На столике перед телеком красовалась в коробке ещё горячая пицца.

– Угощайся! – разрешил Мичурин.

– Пицца на ужин это кошмар, – сказала Лена, с наслаждением откусив большой кусок.

Дима стоял у распахнутого настежь окна. Вдохнул холодного воздуха с улицы во все лёгкие. Бросился к следующему. Рамы были старыми, скрипучими, поддавались с трудом. Не закрывая окон, Дима вернулся, настроил радио, надел наушники и стал сдирать обои. Какой-то русский рэпер пел о свободе. Дело пошло быстрее, взвивались полосы старых пожелтевших обоев, как флаги победителя над освобождённым городом.

Лена, заложив за голову руки, смотрела в потолок, как будто видела, что происходит с её подопечным, во всяком случае, догадывалась. День прошёл не зря.

Вошёл Мичурин в пижаме, захваченной им из дома.

– Лен, зарядки нету? Забыл.

Лена подала с тумбочки.

– Айфон? Лови!

Мичурин поймал, но уходить не торопился.

– Ты чего такая довольная?

– Ты спас четверых, а я одного. Водила по магазинам, и даже напросилась к нему в гости.

– Ого. Это нормально для психолога? Даже я к своим в гости не хожу, ну если только к очень хорошеньким.

– Конечно ненормально. Но он испытал сегодня такое потрясение, что я боялась отпускать его одного. Опасное состояние.

– А, я уж подумал, у тебя роман, – подколол Мичурин, при этом внимательно следя за её реакцией.

Лена зевнула и выключила лампу:

– Я, в отличие от некоторых, не путаю постель с работой. Спокойной ночи.

Мичурин, кажется, остался доволен её ответом и вышел.

Он вернулся к своему спальному дивану и сунул свою ненужную вторую зарядку под подушку, хитрец.

А Дима так и уснул среди обоев, слишком уставший, чтобы переодеться в пижаму и лечь в свою по-солдатски узкую кровать. Он был счастлив.

Глава 3