Не говори «Бонжур» в Париже

На перрон можно было пройти только при наличии билета. Но Сашка – обаятельный и точно знает, каким голосом и какими словами нужно просить итальянцев об услуге. Ключевое слово тут: «мама». Его пустили, конечно, и это – хорошо. Потому что к моему небольшому чемодану прибавилась весьма увесистая сумка с продуктами. Их закупил сын по моей просьбе. Обычный итальянский набор: сыр, прошутто, хлеб, кьянти, фрукты. Мы не в отеле остановимся – апартаменты сняли, так что будем на самообслуживании.

Попрощались с Сашкой, сели в поезд. Места были в одном вагоне, но не рядом. Не страшно, потом наговоримся. А пока я одна борюсь со сном и кофе. Спать хочется, но кофе, похоже, побеждает. Попробовала итальянским позаниматься, а потом подумала: что это я? Соседки мои кости кому-то по-итальянски громко перемывают, а я вместо носителей языка какую-то фигню слушаю.

Вагон был полный, ехать три часа с одной пересадкой в Леванто, это – уже территория Чинкве-Терре. А остановимся мы в Вернацце. Она считается самой красивой деревней Пятиземелья, и я с этим мнением полностью согласна. Насчет пятиземелья поясню: чинкве переводится как пять, а терре – земля. Все вместе – пятиземелье.

Так интересно – до Генуи ехали пассажиры среднего возраста и, в основном, итальянцы. А в Генуе сели одни студенты, и почти все – не итальянцы! Попробую все-таки поспать. Ух, ты, море проезжаем! Не буду спать лучше! Слишком за окном красиво для этого!

В Леванто мы пересели на местный экспресс. Он курсирует между Ла Специей и Леванте с остановкой во всех деревнях с интервалом в двадцать-тридцать минут. Но не вечером! Об этом мы с прискорбием узнаем на следующий же день.

Прибыли и пошли за ключом в сувенирный киоск на вокзале. Ключ нам дали и почему-то предложили доставить вещи прямо к дому. Мы согласились, но недоумевали, с какой стати – идти-то всего десять минут! А как свернули с главной улицы на нашу, то сразу поняли почему. Улица выглядела, как лестница, круто взмывающая вверх! Не представляю, как бы мы сами чемоданы тащили. А тут два молодых атлета резво прыгают со ступеньки на ступеньку впереди нас, любо-дорого на них посмотреть. Все равно мы здорово отстали, даже идя налегке.

Дом наш находился почти на самом верхнем уровне деревни, как нам показалось. Потом-то мы дошли до настоящего верхнего уровня и поняли, что не так высоко и живем.

На веранде соседнего дома сидела большая компания англичанок. Они уже пили и радостно приветствовали нас звоном бокалов. Мы поздоровались в ответ, зашли в дом, быстренько разложили вещи и переоделись. Здесь было гораздо теплее, чем в Милане, поэтому теплые куртки мы сменили на легкие.

А квартирка наша скудно выглядела. Из обстановки – самый минимум, и кухня – девственно пуста. Обычно в таких апартаментах есть хотя бы самое элементарное: соль, сахар и растительное масло. А здесь – вообще пусто! Наверняка очередные жильцы все это покупают и оставляют, но персонал забирает продукты себе или выбрасывает. Если оставляет, то представляю залежи соли в их погребах! И наша к ним через четыре дня присоединится.

Вот окошки в доме – страшно миленькие, с зелеными ставнями. Под окном была протянута бельевая веревка. И тут Лиза сделала очень странную вещь. Она постирала свои носки и повесила их сушиться на веревку. Теряюсь в мотивации ее поступка. Она сказала, что сделала это для декора и по приколу, а обычно стиркой в отпуске она не занимается. Оставив носки болтаться в одиночестве, мы спустились вниз и пошли к морю.

* * *

Набережной, как таковой, в Вернацце не было, вместо нее – узкая бетонная дорожка, петляющая между скалами и морем. Она начиналась у небольшой площади – как бы, центральной. К площади примыкал маленький песчаный пляж. Сейчас, естественно, ни купальщиков, ни загорающих на нем не было, лишь на мелководье качались разноцветные лодки.

После наверняка активного дня люди расслаблялись. Кто-то ужинал в кафе на улице, кто-то потягивал кьянти, устроившись на бетонных ступенях у моря. Оно было неспокойно, брызги попадали на лица и в пластиковые стаканчики с вином. А один мужик в берете и белой матроске уселся, вытянув ноги, прямо в центре площади. Плотненький, загорелый, не итальянец. Глаза у него были закрыты, а лицо – мягкое и счастливое, поднято к небу. Казалось, он полностью погружен в себя, но это была лишь видимость. Время от времени он поглядывал на мир сквозь щелочку полуприкрытых глаз и замечал, что привлекает внимание окружающих. Это ему явно нравилось.