Не имей сто рублей...

— Ну, да! — обрадовался Славик моей «понятливости». — Ту одежду, которая была на мне вчера, я декригировал и кригировал эту.

— А ты можешь показать, как это происходит? — спросила я, старательно избегая «Ух, ты!»

— Запросто!

Он нажал несколько кнопочек на панели своего, как его, гундиратора, и тут же кремовая тенниска растворилась, словно дым, который облачком окружил Славика, затем цвет дыма изменился на голубой, и, наконец, он рассеялся, уступив место голубой тенниске с воротником-стойкой и настоящим теннисным мячом, который мало того, что непонятно, каким образом держался где-то в сердечной области, так еще и все время крутился. И тем не менее Славик был чем-то недоволен, нахмурился и стал внимательно рассматривать свой чудо-приборчик. Потом несколько раз встряхнул его и постучал указательным пальцем по панели.

Удивительно! Неужели и в конце двадцать первого века, как и сейчас, вся точная аппаратура регулируется все теми же двумя способами: потряхиванием и постукиванием?

— Что-то не так? — спросил доселе скромно молчавший Бартон.

— Да вот, наверное, я что-то в нем испортил вчера. Обычно время кригации-декригации составляет от двух до десяти миллисекунд, то есть для глаза практически незаметно. А сейчас… Ничего не понимаю!

Бартон только молча курил трубку. Представляю, каково было ему, если я, родившаяся более чем на пятьдесят лет позже него и к тому же успешно закончившая физический факультет университета, чувствовала себя полнейшей дикаркой! Выдержка просто железная, нельзя не восхищаться.

— А какой у него источник питания? — спросила я.

— Питания? Нет, питание эта модель не осуществляет. Это могут делать только корабельные альтимигундираторы, которые стоят на звездолетах.

Ух, ты! Если уж я не могу удержаться от этого междометия, то лучше все-таки произносить его мысленно. Но все-таки! Звездолеты! И так буднично он о них говорит! Хотя меня он совершенно не понял.

— Я имею ввиду, какой у него источник энергии?

Славик задумался.

— Вроде бы он непосредственно получает энергию от зета-квадричных полей планеты. Но они настолько слабые и рассеянные, что повсюду стоят усилители. Да, именно с усилителя через синхронизатор самого гундиратора и поступает энергия!

— Видишь ли, Славик, в 1944-м году вряд ли на каждом углу стояли усилители зета-квадричных полей. Даже, боюсь тебя разочаровать, о таких полях еще никто и слыхом не слыхивал.

— Постойте, Лена! Неужели это не рябухин сон — то, что я оказался в прошлом веке, во время войны с немцами?

В этом вопросе, в отличие от гензирующих полей и смальгации на молекулярном уровне, Бартон разбирался неплохо, поэтому сразу же взял инициативу в свои руки.

— Да, именно так. Меня зовут Бартон Сергей Авраамьевич, я — полковник Красной армии, и мы ведем военные действия против гитлеровской Германии. Невдалеке от месторасположения нашей части обнаружен странный объект — некая структура, представляющая собой как бы «дырку» во времени. И события, происходящие у нас, в 44-м, посредством этой «дырки» самым странным образом переплелись с другими годами. Вам еще повезло, что до Вас к нам попала Елена Александровна вместе со своей семьей, и мы уже имели некоторое представление о том, с чем пришлось столкнуться и чего можно еще ожидать. Так что вот такие дела.

— Ух, ты! — только и произнес Славик, наповал убив все мои комплексы. — Загиндеться можно!

— Что? — в один голос спросили мы с Бартоном.

— Ну, то есть умереть, погибнуть можно, — засмущался гость. — То есть это так говорят… А что, назад можно вернуться?

— Сложно сказать, — ответил Бартон. — Похоже, что можно, только как найти дорогу — пока не знаем.

Видя его непонимающий взгляд, я поспешила пояснить:

— Мы с семьей живем в 1997-м году. Мы поехали отдыхать, нечаянно наткнулись на эту дыру и сначала провалились всего на пять лет назад, но когда попытались вернуться обратно, то угодили еще глубже, в 44-й.

— А у нас пропал человек, от которого очень много зависит в ходе боевых действий, — добавил Бартон. — Так что мы сейчас стараемся выяснить хотя бы некоторые закономерности поведения этой «дыры», и нам будет полезна любая информация.

— Я работаю гистеризатором на транзакционной станции…

Он ненадолго замолчал, а мне представилась блестящая возможность вновь убедиться в собственной дикости. Хотя попробуй я объяснить Бартону, что моя работа связана с программированием на компьютере, ему это тоже вряд ли что сказало бы. Между тем Славик, глядя на наши с Бартоном физиономии без малейшего проблеска искры понимания, решил пояснить: