Не хочу на физкультуру!

Через пару часов физрука вывели из дома уже в наручниках. В предрассветном сумраке под деревом маячила фигура парня в серой толстовке. Или у него опять галлюцинации?

В сентябре одна ягода, да и то горькая рябина

Свидание бывает двух типов: с девушкой и с подследственным в СИЗО. Антон Некрасов, несмотря на протесты матери, собирался жениться, так что посторонние девушки его теперь мало интересовали. Всё его внимание было приковано к предложениям по аренде жилья. Он скачал популярное приложение для смартфона и просматривал новые варианты съёмных квартир при каждом удобном случае. Критериев для отбора было много: близость от офисов Антона и Ларисы, а работали они в разных районах; близость к станции метро; наличие качественного ремонта, мебели и техники; чудесный вид из окна, каждый день натыкаться взглядом на пыхтящие чёрным трубы не хотелось; ну и, конечно, стоимость не должна быть астрономическая.

Некрасов ехал в изолятор временного содержания со смешанными чувствами. Ехать далеко, в противоположное приМКАДье, есть время и квартиры посмотреть, и о жизни подумать. Хоть и говорят, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, но у него и в мыслях не было, что увидит мир решёток и наручников изнутри. Антон никогда не был в СИЗО. Там разило тоской и безнадёгой. Хмурые лица охранников, унылые стены, колючая проволока по периметру. Макс, конечно, идиот. Зачем он убил любовницу?

– Что с тобой? – Некрасов удивленно поднял брови. Они виделись неделю назад, а сегодня он не узнал брата. Один глаз заплыл, не открывался полностью, на подбородке гематома, губа распухла. – Это так здесь проводят допросы?

– Да нет, небольшие разборки с друзьями по камере, – Штурц отвернулся.

– Ничего себе разборки. Надо писать жалобу! – у Антона даже кулаки зачесались.

Макс усмехнулся. Откуда такая драчливость у человека, которого в детстве могла побить любая девчонка во дворе?

– Ты принес, что я просил?

– Да, отдал в приёмное отделение.

– Хорошо, – физруку полегчало. Без вещей в тюряге трудно.

– Это, правда, ты её убил? Тебя точно не подставили? – спросил Антон. Это было важно.

– Правда.

– Но зачем, Максим? Зачем ты её убил?

– Я не хотел, – встрепенулся Макс. – Понимаешь, мне показалось… впрочем, долго объяснять, да и не нужно. Я во всём сознался, написал чистосердечное признание.

* * *

Учебный год начался с печальной новости. Маргарита Николаевна Зыбина трагически погибла в собственном доме. Физрук Максим Алексеевич Штурц арестован по подозрению в её убийстве. Что там у них случилось, в школе было неизвестно.

– А я всегда знала, что между ними что-то есть, – старая химичка держала под руку историка и шипела ему в ухо. Похороны были скромные. На кладбище собрались бывшие коллеги и немногочисленная родня. Двоюродный племянник, он же наследник, возглавлял траурное шествие, изображал скорбь.

– Ираида Борисовна, дорогая, помилуйте. О мёртвых либо хорошо, либо ничего, – ответил Николай Сергеевич, поморщившись.

– О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды. Вам ли, историку, не знать полное изречение спартанца. А я ничего, кроме правды, и не говорю.

– Уважайте хотя бы смерть, – сказала Маринэ Михайловна и вытерла лицо. Ком стоял в горле. Зыбину она ценила, считала своим наставником и лучшим руководителем на свете. А теперь её не стало.

– Она думает, если её назначили исполняющей обязанности директора, то может мне указывать, что говорить, – опять зашипела химичка. У старой еврейки была одна мечта – под старость лет встать во главе педагогического коллектива школы, и ту растоптали. Ну, ничего, Маринэ – девушка молодая, вспыльчивая, наломает ещё дров, а Ираида Борисовна тут как тут, доложит куда следует.

– Я, признаться, тоже был удивлён таким назначением. Третий год в школе, и уже директор. Ну, возможно, что не нашли пока достойной кандидатуры.

– Николай Сергеевич, если Вы на себя намекаете, то не старайтесь. Все помнят двухнедельные запои и другие Ваши алкогольные приключения со старым завхозом.

– Я закодировался и пять лет уже не пью.

– Ну и чудесно. Простите пожилую женщину, что помянула старое.

Ох уж это старое. Завхоз дядя Вова классный был собутыльник, душевный, начитанный. Сколько они с историком тостов за Шопенгауэра поднимали, сколько спорили о философии Канта и трагедиях Шекспира. Когда-то инженер на заводе, дядя Вова ремонтировал машину, не рассчитал силы, и на него рухнул двигатель. Успел увернуться, но плечо придавило. Грязная кровь ударила в печень. На фоне сепсиса развился гепатит. Цирроз и группа инвалидности в двадцать девять лет. Жена не бросила, хотя он этого ждал, а вот с завода пришлось уйти. Вежливо попросили с хорошими отступными. В школе с золотыми руками и навыками инженера да на мизерную зарплату его приняли с распростёртыми объятиями. Жалеючи себя, загубленную жизнь, так и не открывшиеся перспективы в карьере, он стал прикладываться к бутылке, несмотря на протесты врачей и супруги.