Не кричи: «Волки!»

Карибу – единственные крупные травоядные, которые в значительном количестве встречаются в арктических Бесплодных землях. В прошлом они были здесь так же многочисленны, как некогда бизоны в прериях, но за последние три-четыре десятилетия их поголовье катастрофически сократилось. По данным различных правительственных учреждений, полученным от охотников, трапперов и торговцев, главной причиной постепенного исчезновения карибу является их уничтожение волками. Поэтому деятели министерства вкупе с учеными, организовавшими эту экспедицию, не сомневались, что результатом исследования взаимоотношений волк – олень на Бесплодных землях станут неопровержимые научные доказательства виновности волков, достаточные для широкой кампании по их истреблению.

Я занимался порученным делом, старательно искал улики, угодные начальству, но пока не нашел ни одной. И не было никакой уверенности, что найду.

К концу июня последние стада карибу прошли мимо залива Волчьего Дома, направляясь в дальние Бесплодные земли, примерно за триста-пятьсот километров к северу, где они проводят лето.

Чем же будут питаться мои волки в течение долгих месяцев и чем они собираются кормить своих вечно голодных волчат? Во всяком случае, не оленьим мясом. Ведь карибу ушли. А если не олениной, то чем же?

Перебрав в уме все возможности, я так и не сумел найти источника пищи, который был бы в состоянии удовлетворить аппетиты трех взрослых волков и четырех волчат. Кроме меня самого (а эта мысль неоднократно приходила мне в голову), вокруг не осталось подходящей дичи для волка. Правда, здесь водятся полярные зайцы, но в ничтожно малом количестве, а кроме того, они так быстры на ногу, что волку их не поймать, разве что на редкость повезет. Тундрянок и других птиц множество, но они умеют летать, а волки нет. Озера и речки изобилуют гольцом, хариусом и сигом, но волки – не выдры.

Дни шли, а тайна все сгущалась. Волки выглядели хорошо упитанными, и это делало загадку еще более непостижимой. Но окончательно сбивало меня с толку, доводя чуть не до умопомешательства, следующее обстоятельство: каждый вечер оба самца уходили на охоту и возвращались под утро, но никогда ничего не приносили.

Насколько можно было судить, все семейство жило на диете, состоящей из воды и воздуха. Движимый растущей тревогой за их благополучие, я отправился в избушку, испек пять караваев хлеба, притащил их на берег залива и положил возле одной из волчьих охотничьих троп. Но мой дар отвергли. Более того – осквернили. А возможно, Дядюшка Альберт, который нашел хлеб, принял каравай за новые пограничные знаки, поставленные мной, и просто обошелся с ними соответствующим образом.

Примерно тогда же начались неприятности с мышами. Огромные просторы торфяных болот служили идеальным обиталищем для нескольких видов мелких грызунов, которые могли вволю рыть там норы и устраивать гнезда в готовой моховой подстилке.

Они занимались также другими делами, и, по-видимому, весьма усердно, потому что, когда июнь сменился июлем, вся тундра, казалось, ожила – так густо она покрылась маленькими зверьками. Среди грызунов преобладали лемминги, широко известные своей склонностью к самоубийству[8], но которых скорее следовало бы прославить за совершенно невероятную

способность размножаться. Нашествия грызунов – красных полевок и луговых полевок – в избушку Майка вскоре приобрели такие масштабы, что, судя по всему, мне грозил голод, если не положить этому конец. Вот уж кто не побрезговал моим хлебом! И моей постелью тоже – проснувшись в одно прекрасное утро, я обнаружил внутри своей походной подушки одиннадцать новорожденных полевок. Тут-то я понял, что должен был чувствовать египетский фараон, когда воспротивился Богу Израилеву[9].

Видимо, меня так хорошо обработали и просветили на предмет волков, что я не готов пока был отказаться от этой в корне ложной доктрины, и потому мне потребовалось длительное время, чтобы объяснить благополучное состояние волков при полном отсутствии дичи (сколько-нибудь соответствующей их репутации и физическим данным). Сама мысль о том, что волки не только едят полевок, но даже процветают и выращивают потомство на этой «диете», настолько противоречила мифическим представлениям о волке, что казалась совершенно нелепой. И все же именно в этом заключался ответ на мучивший меня вопрос: чем волки ухитряются набивать свои кладовые?

Ключом к разгадке послужило непонятное на первый взгляд поведение Ангелины.

Как-то под вечер, когда самцы отдыхали перед ночной охотой, волчица вышла из логова и принялась обнюхивать Альберта до тех пор, пока он не зевнул, потянулся и нехотя поднялся. Тогда через заросшее травой болото она побежала по направлению ко мне, оставив волчат на попечение Альберта.