Не кричи: «Волки!»

Когда эксперимент с мышами подходил к концу, возвратился Майк. Вместе с ним прибыл его двоюродный брат, молодой эскимос по имени Утек, который вскоре стал моим хорошим приятелем, а главное – совершенно бесценным помощником в научных исследованиях. Однако при первой встрече он показался мне таким же замкнутым и неприступным, каким был и оставался Майк.

Я пошел в избушку, чтобы пополнить кое-какие припасы. При виде дымка, поднимавшегося из трубы, я очень обрадовался – по правде говоря, временами мне все-таки не хватало человеческого общества. Когда я вошел, Майк жарил полную сковороду оленины, а Утек смотрел. Как оказалось, им посчастливилось убить отбившееся от стада животное примерно в сотне километров к северу. После нескольких тягостных минут, в течение которых Майк делал вид, будто меня не замечает, я попробовал сломать лед и заговорил с Утеком. В ответ тот бочком, бочком перебрался на другую сторону стола, стараясь держаться от меня подальше. Вскоре они приступили к еде. В конце концов Майк предложил и мне отведать жареного мяса.

В другое время я бы принял его приглашение – но не сейчас, когда эксперимент еще не окончен. Я отказался и, как мог, объяснил Майку причину. Он встретил извинение с непроницаемым видом, унаследованным им от предков-эскимосов, хотя и перевел мои слова Утеку. Уж не знаю, что подумал обо всем этом Утек, но отнесся он ко мне чисто по-эскимосски. Поздно вечером, когда я направился к себе в палатку, Утек подкараулил меня и, застенчиво улыбаясь, протянул небольшой сверток, обернутый оленьей кожей. Бережно развязав стягивавшую его жилу, я увидел пять маленьких голубых яичек – по-видимому, дрозда, хотя за точность определения не ручаюсь.

Я был глубоко тронут этим подарком (а это, безусловно, был подарок), но никак не мог постичь его значения и вынужден был вернуться в избушку, чтобы спросить у Майка.

– Эскимос думать, если человек ест мышь, у него все становится маленьким, как мышь, – объяснил Майк, – но если есть яйца, тогда все в порядке. Утек за тебя испугаться.

Не мне судить, есть ли основания у этого предрассудка, – достаточных доказательств я не нашел. Но предосторожность никогда не помешает, к тому же вряд ли миниатюрные яйца как-нибудь скажутся на результатах проводимого опыта. И я тут же приготовил из них крошечную яичницу. Сезон кладки яиц давно прошел, что весьма сказалось на их свежести, тем не менее я съел все, а так как Утек внимательно наблюдал за мной, я всем видом показывал, будто получил при этом огромное удовольствие.

Надо было видеть, какой восторг отразился на широкой, расплывшейся в улыбке физиономии эскимоса. Он, несомненно, решил, что спас меня от судьбы худшей, чем смерть.

Мне так и не удалось втолковать Майку суть и всю важность проводимой мной исследовательской работы. Зато с Утеком дело обстояло неизмеримо проще. Правильнее будет сказать, что, не совсем понимая смысл работы, он сразу же проникся уверенностью в ее необходимости. Как потом выяснилось, сам Утек был начинающим шаманом в своем племени. Из рассказов Майка и из того, что ему довелось увидеть собственными глазами, он заключил, что я тоже шаман, правда, другого, неведомого сорта. Именно этим, с его точки зрения, и объяснялись многие мои поступки, иначе совершенно необъяснимые. Мне бы не хотелось приписывать Утеку эгоистические побуждения, но, возможно, общаясь со мной, он надеялся расширить собственные познания о мистических практиках нашего общего призвания.

Так или иначе, Утек решил «водиться» со мной. На другой день он заявился ко мне в палатку, захватив с собой спальные принадлежности и, очевидно, собираясь остаться надолго. Мои опасения, что парень будет обузой, скоро рассеялись. От Майка Утек знал несколько английских слов, а так как он был поразительно понятлив, то уже вскоре мы могли вести с ним элементарные разговоры. Утека ничуть не удивило, что все свое время я посвятил изучению волков. Напротив, он сумел растолковать мне, что и сам интересуется ими: ведь его личным тотемом, духом-покровителем, является Амарок – Волчье существо.

Утек оказался неоценимым помощником. Прежде всего, ему были неведомы ложные представления, совокупность которых составляет основу Писания о волках, принятого в нашем обществе. А кроме того, он по-настоящему знал зверей и считал их себе сродни. Позже, когда я немного научился его языку, а Утек улучшил свои знания английского, он рассказал мне, что ему не было пяти лет, когда отец, знаменитый шаман, отнес его в волчье логово и оставил на сутки. Там Утек подружился с волчатами и играл с ними на равных: взрослые волки его обнюхивали, но не трогали.

Конечно, принимать все россказни Утека о волках без фактических доказательств было бы по меньшей мере антинаучно. Но я убедился, что всякий раз, когда доказательства находились, он неизменно оказывался прав.

12

Дух волка