Не лечи меня…

– Лева, – заговорила сорванным голосом, – я тебя молю, спаси его, – затрясла коллегу со всей силы, – спаси Лева.

– Марьяш, я не господь бог, – попытался успокоить ее Лев, – сделаю что смогу, – Влад, – увидев Державина обратился к нему, – заберите ее в кабинет главврача, операция будет долгой, дайте ей успокоительное.

Влад кивнул и оттащил Марьяну от доктора, повел в кабинет главврача.

Туда чуть позже подтянулись Субботин и Гарик с дочерью Воронина.

Лерка выглядела плохо, отчаянно цеплялась за Гарика.

– Как папа, теть Марьян? – обратилась сразу к Марьяне девушка.

– Оперируют, там хорошие врачи, – попыталась взять себя в руки Марьяна и как можно спокойнее обрисовать ситуацию, – у него повреждения внутренних органов серьезные, вся брюшная полость разворочена, но ты же знаешь папу, он сильный, выкарабкается.

Марьяна крепко обняла Лерку, и обе заплакали. Мужчины, находящиеся в кабинете молчали, давая им излить общее горе.

Операция длилась долго, Марьяна несколько раз порывалась в операционную, но ее останавливали. Их компания пополнилась Сержиком и заместителем Воронина, который рассказал, что во время ночных учений один из солдатов-срочников неправильно сориентировался и метнул гранату не в ту сторону. Чтобы предотвратить жертвы полковник накрыл гранату своим телом. Его спасло то, что он был в полной боевой экипировке, включая бронежилет. Остальные получили осколочные ранения.

День двигался к обеду, в больницу доставили еду, позаботился кто-то из мужчин. Кусок в горло не лез, но Субботин с Державиным как два клеща, присосутся – не оторвешь, поэтому Марьяна молча закидывала в рот и жевала какую-то еду, не ощущая вкуса.

К обеду в операционную попросили кровь, запасов в больнице было не так много, благо среди военных нашлись добровольцы сдать кровь командиру и дефицита не возникло.

Около трёх в кабинет вошёл главврач в сопровождении второго хирурга – Льва Леонидовича.

Лица обоих были уставшими, главврач прошел по кабинету и присел в свое кресло, Лев остался стоять в дверях.

– Значит так, дорогие мои, – оперевшись локтями о подлокотники и сложив ладони домиком, начал Сергей Витальевич, – мы сделали все, что могли, задеты были почти все внутренние органы, удалили часть селезёнки, подлатали печень, кишечник, состояние, как вы понимаете тяжёлое, если первые сутки переживет, будем надеяться, что выкарабкается. Организм сильный, здоровый, должен справиться.

– Сегодня Лев Леонидович дежурит, на сутки заступил, – последнюю фразу выделил особенно, – он за полковником присмотрит. Марьяна Николаевна, вам рекомендую побыть в отпуске пару дней.

– Сергей Витальевич, – обратилась Марьяна к главному, – я дома не смогу, можно я тут буду? – непривычно жалобным тоном протянула Марьяна.

– Быть, будь, но в операционную пока не ходи, у тебя вон руки ходуном ходят до сих пор.

– Можно я в реанимацию? – попросилась Марьяна.

– Иди, правила, надеюсь вспомнила? В грязном ломиться не будешь?

Марьяна отрицательно затрясла головой.

– Ступай, – напутствовал главврач, – только без выкрутасов, ты знаешь, кто там хозяева, не мешай людям работать.

Марьяна только кивнула.

Глава 18

В реанимации было тихо, кому там шуметь? Лежали только тяжёлые. Кроме Виктора был ещё один пациент, которого к вечеру должны были перевести в палату, его Марьяна оперировала. Виктор лежал, утыканный трубками, Марьяна машинально проверила показания приборов, убедившись, что показатели неплохие, пододвинула к кровати стул от сестринского стола и присела. Реанимационные сестры, они как те церберы, увидели бы кого другого, отлаяли, не задумываясь, Марьяну же не трогали.

Села, взяла аккуратно холодную ладонь Виктора в свои, погладила, поцеловала и уткнулась в нее лбом.

По щекам потекли слезы, капая на больничную кровать.

– Ты меня прости, я такая дура, – начала тихим шепотом, – какая разница, разговариваем мы или молчим, есть работа или нет, вкусный этот проклятый борщ или кислятина. Дожила до седых волос, а в жизни ни черта не разбираюсь, вон, Люська молодая, и то побольше меня понимает. Я, наверное, не та, которая тебе нужна, ты такой сильный, а я слабачка и трусиха. Я тебя вылечу и уйду, если прогонишь. Ты только поправляйся, нам ещё Лерку замуж за Гарика выдавать и Державину мозги промыть надо, чтобы Люську вернул.

Сидела и говорила, как никогда и ни с кем, даже с Наташкой в молодости, когда с дискотеки приходили и болтали, обсуждая все на свете, пока мама не прикрикнет, чтобы спать ложились.

Рассказывала про все: работу, которой пустоту в жизни затыкала, как скучала эти месяцы, порываясь позвонить, но останавливаясь в последний момент, про то, что дура и любит его так, как наверное никого другого в жизни своей никчёмной не любит. Про то, как жила до него.

На вечерний обход пришёл Лева, нашел Марьяну, скрученную на стуле. Проверил показания приборов и обратился к ней:

– Марьяш, иди в ординаторскую, поешь, поспи там, если домой ехать не хочешь.

– Лева, я не могу.