Не мешки

– Когда мы ни с того, ни с сего становимся «хуже», чем уже привыкли быть, говнимся на ровном месте, даём слабину, теряем ориентиры, перестаём себе верить, это не ужас-ужас, а вполне себе ок. И скорее свидетельствует, что у нас достаточно ясный взгляд на себя. Всё отслеживаем, всё понимаем, отдаём себе отчёт. Главное – научиться от этих отчётов в уныние не впадать. Потому что это просто нормально – когда качает туда-сюда. Так и должно быть. Человек – конструкция неустойчивая, как бы высоко не воспарил дух, вся остальная человечина будет тянуть назад. Собственно в этом напряжённом противоборстве между собственными высшей и низшей октавами и выковываемся постепенно крутые, клёвые мы.

Настоящая деградация от таких качаний отличается тем, что деградируя, мы остаёмся подозрительно довольны собой, или (так чаще бывает) избирательно – только своим превосходным умищем и своей незыблемой правотой. А какими бывали в своей высшей октаве, уже и не помним. Да и вообще, какая такая «октава»? Что за херня?

– Человек (то, что размещается в конструкции «человек») чрезвычайно разнообразен, я имею в виду, у каждого из нас довольно большой диапазон между нашими персональными высшей и низшей октавами (чем больше этот диапазон, тем, скажем так, интересней нам жить). Нет смысла пытаться всегда пребывать в своей высшей точке: это технически невозможно, а если возможно, значит точка не высшая, ну или мы не очень честны с собой. Зато проводить большую часть времени жизни в стремлении к своей высшей точке – не просто возможно, но и, честно говоря, маст, иначе – деньги на ветер, непонятно, зачем вообще было всю эту органическую жизнь затевать.

Стремление к собственной высшей октаве и есть «жизнь в духе», о которой так много говорят, обычно ни хрена не понимая. Но только когда это настоящее, деятельное стремление. Главный приоритет.

– Правильная расстановка приоритетов – важнейшее из искусств. Что я могу сказать, оглядываясь назад, на свой и великое множество чужих опытов. Переставить приоритеты по своему усмотрению (скотские социальные ценности отодвинуть, любые виды контакта с божественным – вперёд) так трудно, что кажется почти невозможным, потому что жизненные приоритеты расставляются не в уме, а гораздо глубже. Но если очень долго, упорно, изо дня в день думать об этом правильные мысли, дело постепенно сдвинется с мёртвой точки и пойдёт на лад. «Вода камень точит» – это про нас.

– Пока приоритеты не расставлены должным образом, настоящей игры не будет. Мне очень жаль, но это так.

Про искусство

Обыватель, до сих пор шарахающийся от нефигуративных искусств с бормотанием: «Мой ребёнок так нарисует», – был бы фраппирован; ладно, просто обескуражен; ладно, ладно, всего лишь обижен, узнав, что ещё в 1961 году (одна тысяча! девятьсот! шестьдесят первом! то есть полвека с гаком назад) так называемые новые дикие, то есть Базелиц с Шёнебеком (Georg Baselitz, Eugen Schönebeck) по молодости и излишнему усердию провозгласили манифест, сметающий с лица земли скучных, устаревших абстракционистов. Никого они не смели, конечно, всё не так просто, даже от сотни манифестов самых новых и самых диких старшие товарищи и предтечи никуда вот так сразу не сметутся, но сам по себе факт прекрасный и очень, очень смешной. То есть, это же правда ужасно смешно, что всякие там художественные языки, представляющиеся информационно невинному обывателю неприятными новшествами, на самом деле давным-давно стали общим местом, скучной филистерской классикой и успели далеко не по разу возмутить буйную художественную молодёжь.

Вопрос: что делать в этом хаосе зрителю, как разобраться, угнаться, не раздражаться, не обозлиться? (Злиться на «не такие» искусства – совсем последнее дело, хотя бы потому, что очень уж убого выглядит со стороны.) Отвернуться, плюнуть и забыть – самый простой выход, но никуда не годный, и даже не потому, что художнику нужен зритель (нужен, но это его проблемы), а потому, что в этом мутном омуте нового, новейшего и ещё нерождённого, завтрашнего искусства столько сокровищ, что нерационально было бы вот так сразу, разобидевшись на обилие информации и скорость её потока, отказаться сразу от всего.

Многие сейчас отмахнутся – чего мы там в этом болоте из говна и тряпок не видели – отмахивайтесь на здоровье, конечно, только имейте в виду, что более простых способов мгновенной коммуникации неподготовленного, нетренированного сознания с духом, чем разные искусства, пока не изобрели. А современные, новые, актуальные формы искусства (в своих высших проявлениях, конечно, не всё подряд) – это специальные актуальные формы коммуникации для современных, то есть, сформированных текущей эпохой сознаний. Вот и ответ на вопрос, чего там не видели.

А зачем человеку связь с каким-то там духом, думайте сами, кто не додумается, не огорчайтесь, перед смертью мы все получаем ответ на эту загадку, на краткий, кратчайший миг.

Про Одессу

Сердце моё разбито, и это хорошая новость: значит, оно точно есть, а это не всегда было так.