Две пары светящихся глаз уставились на меня с восторженной надеждой. Так. Ставим галочку: шоколад всегда работает.
— Марин, иди к нам, — зову девочку, и она нерешительно подходит ближе, — давай собираться.
— А мама скоро придет?
— Да, мама на работе, сейчас закончит и прибежит.
Наверное, мой голос звучит излишне бодро и наигранно весело, потому что она мне не верит. Хмурится.
Я чувствую себя беспомощным кретином. Вроде умею общаться с Серёгой, а вот с девочкой-малышкой пока не понимаю, что делать. Устало вздыхаю и присаживаюсь рядом с ней на корточки.
Смотрю на нее, она смотрит на меня, изучает настороженно, но с интересом.
— Мама задержалась на работе, поэтому позвонила мне и попросила забрать. Ольге Алексеевне тоже звонила и предупреждала.
— Я тоже с мамой разговаривала, — малышка серьезно кивает.
— Вот видишь. Ты умница. Все знаешь.
— А где тетя Лана?
В душе не ведаю, кто такая тетя Лана.
— Тоже работает. Так что поедем в гости. Купим чего-нибудь вкусного, поиграем, посмотрим мультики… Сережа покажет тебе свои игрушки.
Судорожно прикидываю, что у меня дома в холодильнике. Так, пюре есть, сосиски есть. Пельмени есть. Печенье есть. Да у меня куча всего есть. Хватит, чтобы роту солдат прокормить, не то что двух детей. Но я все равно нервничаю.
Маришка слушает меня, кивает. Мы только начинаем знакомиться, но я уже вижу, что она серьезнее сына и самостоятельнее. Девочки, наверное, действительно взрослеют быстрее пацанов. Она уже натягивает болоньевые штаны, а Серёга еще путается с колготками.
Он без умолку болтает, рассказывая о том, как прошел день, а Маришка пыхтит и продолжает одеваться. Она все еще смущается и поэтому старается «хорошо себя вести», чтобы произвести на меня впечатление.
Я опять помогаю ей с завязками на шапке и с заедающей молнией на куртке. С каждой минутой меня штормит все больше. Мне хочется на нее смотреть, хочется взять на руки, хочется узнать ее поближе, но пока страшно. Страшно, что могу отпугнуть, могу не понравиться. Черт. Мне просто катастрофически важно понравиться ей!
Я хочу, чтобы дочь смотрела на меня не как на постороннего, не как на чужого папу, а как на своего, на родного. Понимаю, что надо работать над этим, что путь не простой, что придется постараться, но от нетерпения просто потряхивает.
— Все? Готовы? — окидываю их внимательным взглядом. Вроде одеты, обуты. Ничего не забыли. Хорошо. Переходим к следующему этапу. — Все, Ольга Алексеевна, мы пошли.
— Позвоните мне, когда Женя придет.
— Конечно, — беру за руку Серёжу, вторую ладонь протягиваю Марине. Она смотрит на нее пристально, немного недоверчиво, а потом аккуратно протягивает свою маленькую теплую ладошку.
У меня аж сердце до самых пяток проваливается, когда наши руки соприкасаются. Моя. Дочка. От Жени.
Горло перехватывает от волнения. Я нервно сглатываю, вожу подбородком, потому что воротник душит, и хрипло выдаю:
— Ну что, банда? Вперед за шоколадками?
И мы выходим из группы. Втроем. Слева сын, справа дочь, посередине я с выпученными глазами и нервно дергающимся кадыком. Папаша хренов. Чувствую, что мне надо что-то сказать, организовать совместную беседу, но пока в голове только три слова: «ммм», «ээээ» и «твою мать». Ладно, чуть больше, чем три.
Наверное, выгляжу я совсем хреново, потому что люди, попадающиеся навстречу, смотрят как-то подозрительно и все больше к стенке жмутся, когда мы подходим ближе.
— Пап, а может, торт купим? — предлагает Сережа, мудро решивший, что раз у нас гости, то можно просить что-то покрупнее обычной шоколадки.
Торт кажется мне неплохой идеей, потому маленькая девчачья ладошка в моей руке одобрительно сжимается.
— Сейчас разберемся, — авторитетно заявляю двум своим гномам и веду их к машине.
На улице уже темно, светят фонари, снег лениво кружится, и мы такие топаем. Только Жени рядом не хватает. Усадив мелких, я набираю ее номер:
— Как ты там?
— Все еще в плену, — раздается усталый, но в то же время взволнованный голос, — как Марина?
— Все нормально. Я ее забрал. Сейчас заедем в магазин, потом домой.
— Как у нее настроение?
— По-моему, она меня в чем-то подозревает, — через зеркало заднего вида наблюдаю за сосредоточенной Маришкой, осматривающей машину, и внезапно понимаю, что еще немного и у меня сейчас морда от дурацкой улыбки треснет.
— Она может, — соглашается Женя, — дай ей трубку на минуту.
Я протягиваю дочери мобильник:
— Мама с тобой поговорить хочет.
Девочка тут же выпрямляется на сиденье, подносит трубу к уху и серьезно, почти по-взрослому произносит:
— Алло.
Я не могу расслышать, что именно ей говорит мать, но ребенок сосредоточенно кивает, поддакивает, соглашается. Такая маленькая и такая серьёзная. У меня щемит за грудиной от непередаваемой нежности. Моя малявка.