(Не) настоящий наследник

Голова идет кругом от этих вопросов.

Матвей у меня на руках, но постоянно плачет.

– Ну, тихо-тихо, маленький, – шепчу я, целуя его в лобик. – Все хорошо. Мама рядом.

– Что-то беспокойный, – вздыхает София. – Врача бы вызвать.

– Я сейчас, – решительно встаю, отношу Матвея к кроватке. Провожу по мягким волосам. Сынок плачет. Глаза покраснели. Дышит как-то неравномерно.

Я быстро выскакиваю из комнаты в поисках Изольды.

– Вызовите врача! – кричу ей, найдя ее на кухне. – Срочно! Позвоните доктору! Или дайте мне телефон, я сама наберу!

– Что случилось? – ровным и холодным голосом произносит она.

– Матвею плохо! Нужен врач! Срочно! Слышите?!

– Успокойтесь, Екатерина Валерьевна, – сухо отвечает она. – Дети иногда плачут. Успокоится и уснет.

– Да ему плохо! Нужен врач! Где телефон?!

– У меня нет телефона. Ильдар Каримович забрал.

Я в шоке опускаю руки. Этого не может быть.

– Если что-то срочное, я должна сказать охраннику. И он свяжется с ним, – добавляет Изольда.

– Так свяжитесь! – кричу я. – Это срочное! Быстро!

Сама бегу к входной двери.

– Где охранник? – кричу Изольде.

– Андрей! – зовет она кого-то и из-за угла появляется хмурый мужчина. – Позвоните, пожалуйста, Ильдару Каримовичу.

– Что ему передать?

– Что нужен врач срочно! – кричу я. – Срочно! Слышите?!

– Катя! – слышу голос из дома. Оборачиваюсь. – Катя! – зовет меня София и прижимает дрожащую руку ко рту.

– Вызовите врача! – кричу я еще раз охраннику и бегу к Софии.

– Что такое?

– Катя, – голос ее дрожит. – Мне кажется…

Отталкиваю ее и бегу в комнату.

– Матвей! – подбегаю к сыночку. Он лежит на большой кровати и не двигается. И в комнате такая поразительная тишина. Пугающая тишина.

Тамерлан тоже молчит. Но он лежит с открытыми глазами. Дрыгает ножками, пытается перевернуться.

А Матвей… Матвей не двигается.

Хватаю его и чуть трясу. Рот приоткрывается, но оттуда не вылетает ни звука. Я начинаю трясти его сильнее. Маленькое тельце дергается, но ручки и ножки безвольно трепыхаются из стороны в сторону.

– Катя! Не надо! – София пытается остановить меня. – Катя!

А у меня в ушах гул. Я слышу ее голос эхом. Голова начинает кружиться. Хватаюсь за спинку кровати. Зажмуриваюсь и трясу головой.

Надо прийти в себя! Надо, Катя!

– Матвей, – шепчу онемевшими губами.

Пытаюсь сильнее вцепиться пальцами, но они не слушаются. Я не могу их сжать!

В мозгу отчаянно стучит: «Сын. Сын. Сын».

Но мое тело словно не принадлежит мне. А потом и воздуха начинает не хватать. Я открываю рот и жадно глотаю воздух. Но все равно задыхаюсь.

Перед глазами пелена. И гул в ушах такой сильный, что я уже ничего не слышу. Только отдельные звуки прорываются сквозь гудящую тишину.

Меня трясет. Пытаюсь повернуть голову и в этот момент пальцы разжимаются и я абсолютно не чувствую тело.

Провал.

Тьма.

Тишина.

Отчаяние.

Бессилие и злость.

Сколько это продолжается? Не знаю. Но выдергивает меня из пустоты детский плач. Даже не плач, а визг. Надрывный визг.

С трудом, но открываю глаза. Взгляд упирается во что-то белое. А еще я понимаю, что лежу. И затылок ноет. Морщусь и опять слух прорезает детский плач. Я пытаюсь встать и повернуться.

Матвей! Сыночек! Это же он!

Немного теплеет на душе.

Значит все позади? А что же было со мной? Что?!

– Ой, Катя, очнулась? – ко мне подходит София. – Ты как?

– Матвей, – шепчу я, делаю шаг к кроватке. – Сынок.

– Я подам, – произносит София.

Я пытаюсь встать и не могу. С волнением наблюдаю, как София несет мне сына. Беру его. Вглядываюсь в лицо. И сердце замирает. Может, еще туман в глазах не рассеялся? Хмурюсь и перевожу взгляд на Софию. А она отводит свой взгляд в сторону. Стоит, мнет руки.

Опять вглядываюсь в младенца.

– София, – произношу хриплым голосом. – Где Матвей? Где мой сын?

А по спине уже холодный пот. И сердце замирает.

– София!

– Катя, – она, наконец, смотрит на меня. – Матвей… он…

– Что?! – говорю громче и опять детский плач. – Где он?! – оглядываюсь.

– Он… его увезли… Катя… Матвей… он умер…

Эти слова звучат словно где-то далеко. Я как будто не слышу их. Это же не правда. Это не может быть правдой.

София приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но я, не дожидаясь, начинаю мотать отчаянно головой.

– Нет! Нет! Нет! – я как будто знаю, что она хочет мне сказать. И я не хочу это слышать! Это неправда! Неправда! Неправда! – Нет! – кричу снова.

Смотрю на младенца у себя на руках и кладу его на кровать рядом. Как будто хочу избавиться. С неприязнью смотрю на него.

– Тихо, Катя, – София прижимает меня к себе и крепко удерживает. Я уворачиваюсь, но вырваться не могу. – Успокойся, Екатерина, – ее голос звучит как набат. – Это ничего не изменит. Матвей умер в машине «скорой». Врачи сказали, отравление на фоне недавно перенесенной операции… У него было мало шансов. Прости, Катя… Прости…

Она говорит еще что-то, но я не слышу. В уши бьют всего два слова: «Матвей умер».

Это же не о моем Матвее. Нет. Нет. Я не верю. Она врет. Матвей должен жить. Должен.

Резко встаю, но София кидается мне на шею.

– Катя! Не надо! Катя! Матвея больше нет. Его забрали.

– Я должна его увидеть, – пытаюсь стянуть ее с себя. – Куда его увезли? Я не верю тебе.