Леон сам в себе предполагал, что дело как-то вертится вокруг раздела власти — это было очевидное предположение, которое первым просилось на ум. С одной стороны, архимаг был практически единоличным правителем Понта — формально остров управлялся советом магов, но сейчас фактически совет этот полностью подчинялся решениям своего председателя, обладающего беспрецедентно высокой силой. Во всяком случае, магичил архимаг налево и направо — не хуже дурного леоновского братца — а откатов, кажется, и вовсе не ведал.
Следственное управление, казалось бы, не могло сравниться с самим архимагом по части своего влияния на жизнь и политику Понта. Однако ж, тут имели место интересные нюансы. В частности, управление ведало и делами, связанными с незаконным использованием магии, что давала ему право на арест обвиняемых в таком преступлении магов, а следственные изоляторы были оборудованы артефактами, не позволяющими использовать магию. Технически — Леон специально перерыл документы, потому что вопрос показался ему забавным, — управление обладало полномочиями арестовать и самого архимага. Леон, правда, совершенно не представлял, как это можно было бы провернуть на практике — резиденция архимага хорошо охранялась, и всех боевых сил управления явно не хватило бы на её штурм, — но, видимо, в деле имели место и другие, неясные ему нюансы, которые делали расстановку сил не столь очевидной.
В общем и целом, какие бы разногласия ни существовали между архимагом и Юланией, Леон полагал, что в данном случае факт наличия этих разногласий крайне прискорбен.
Ему нравилась целеустремлённость Илии и её хорошие аналитические способности. Он находил её мышление нетривиальным и весьма удачно дополняющим его собственное. Сам Леон был более логичен и педантичен, и ему нравилось в версиях Илии то, что ей приходили на ум какие-то творческие и необычные идеи, которые обычно не приходили в голову ему. С его точки зрения, вместе из них получалась эффективная команда, и ему было жаль теперь отказываться от этой идеи из-за этих невнятных подковёрных разногласий, которые, как ему казалось, не имели непосредственно к его работе никакого отношения. В конце концов, архимаг так же заинтересован в том, чтобы управление работала эффективно, как и они!
— Девушка всю жизнь мечтала работать в нашем управлении, — попытался выступить в защиту Илии Леон.
Госпожа Юлания нахмурилась более ощутимо.
— Леон, ну вы же понимаете! — с некоторой досадой отметила она. — Одно дело — маг-поисковик, который решает чисто служебные задачи и не имеет доступа к сведениям, не относящимся к его работе. И совсем другое — следователь! — она даже в волнении что-то отмахнула рукой и решительно заключила: — Нет, совершенно невозможно!
Леон не понимал.
Нет, то есть, разницу между магом-поисковиком и следователем, он, разумеется, понимал прекрасно.
Но причин, по которым магичка, отучившаяся в резиденции архимага, не могла бы стать не магом-поисковиком, а полноценным следователем — при наличии соответствующих талантов и при условии соответствующего обучения — он не видел.
Леон был не из тех, кто множит неясности недоговорками.
— Нет, не понимаю, — честно выразил он, чем, кажется, несколько удивил госпожу Юланию, потому что она посмотрела на него с некоторым недоумением.
— Мне не нужен в наших рядах человек, преданный Лийру, — расшифровала свою мысль она, сославшись на архимага.
— Не заметил в Илии благоговения перед его фигурой, — отметил Леон.
Кажется, Илия вообще ни разу ничего про архимага не говорила — как будто и не была с ним знакома.
— Достаточно того, что она обучалась в его резиденции, Леон, — с укором отметила Юлания, после в сторону недовольно добавила: — Лийр умеет расположить к себе.
Леону стало досадно. Если сперва он отнёсся к той идее, чтобы Илия работала в управлении, весьма скептически, то теперь, узнав её ближе, изменил своё мнение. Он был впечатлён тем, как быстро она учится и как старательно работает над предложенными ей делами — возможно, отчасти он видел в её усердии самого себя и безотчётно симпатизировал ей из-за этой вот внутренней схожести их характеров. Он уже успел подготовить на Илию полноценную характеристику, чтобы рекомендовать её на обучение; аргументы, которые он планировал использовать в её защиту, виделись ему весомыми. То, что начальница так резко отмела эту идею ещё на стадии предложения, не выслушав его аргументов и опираясь лишь на свою странную антипатию к архимагу, его задело, но он не стал вступать в дальнейшие споры, потому что слишком уважал Юланию и не считал возможным оспаривать столь недвусмысленно заявленный отказ.
И, хотя он планировал перейти от этого вопроса к другому делу, досада его всё же отразилась в том, как он машинальным жестом потёр свою нахмурившуюся бровь. Юлания, которая знала его достаточно хорошо, разглядела эту досаду.