Не названа цена

И откат — пусть и в самом деле фатальный, оставшийся с ним теперь на всю жизнь, — на взгляд Рийара, стоил того, чтобы быть уверенным в своей неуязвимости перед любой магией, но — существенно путал его планы.

Потому что в качестве отката Рийар получил отвращение к лицемерию.

Он в жизни не смог бы уловить тут закономерность. Как так вышло? Почему платой за то, что он хотел защитить свою свободу и независимость от чужой магии, стало то, что его корчило от отвращения всякий раз, когда он сталкивался с лицемерием — своим или чужим? Как, вообще, это должно было работать?

Он не видел связи, но сетовать было поздно. Да и если бы он знал откат заранее — он всё равно заплатил бы эту цену.

Однако как ему теперь быть со всеми своими планами, он не знал.

Он мог продолжать обманывать Илию — откат никак не удерживал его от обмана.

Просто ему было тошно, бесконечно тошно и омерзительно от одной мысли, чтобы продолжить запудривать её хорошенькую розоволосую головку.

Он пытался, стиснув зубы, принудить себя продолжить свою игру, — но ему было нестерпимо противно от себя самого, до того противно, что хотелось наизнанку вывернуться и изнутри помыться с щёлочью.

— Грёбанные откаты… — буркнул он себе под нос так тихо, что она не услышала.

Потерев переносицу, повернулся к ней.

Она глядела доверчиво, в выражении её лица читалась сочувствующая боль, и ему снова стало мерзко.

«В конце концов, ею я могу просто пожертвовать!» — решил, наконец, он, и тут же почувствовал волну облегчения, приносящую успокоение и тихую спокойную радость.

— Ты знаешь, что наш зануда в тебя втюрился? — ошарашил он Илию неожиданным вопросом.

Первая растерянность, впрочем, тут же сменилась озарением. У неё, наконец, сразу всё сошлось! Ну конечно! Рийар ведёт себя так странно, потому что вообразил, что они с братом стали соперниками в любви! Далёкие звёзды!

«Как же ему, должно быть, больно!» — подумала Илия, уже нарисовав перед своим внутренним взором картинку, в которой терзающийся Рийар решил отказаться от любимой девушки ради брата.

Она поспешила поскорее его успокоить и утешить.

С мягкой улыбкой она ответила:

— Нет, нет, ну что ты! Он совсем в меня не влюблён, мы просто сработались хорошо, но, уверяю тебя, в его отношении ко мне нет совсем ничего личного! — полыхнула она на него влюблённым нежным взглядом.

Уголок губ Рийара задрожал нервной усмешкой.

Илия так откровенно хотела, чтобы ей продолжали дурить голову, и так решительно напрашивалась на это, что удержаться было чрезвычайно сложно.

Он опустил голову.

«А что? Сыграю трагического героя!» — решил было он, и даже нацепил на себя смущённую улыбку, но…

Отдающая гнилой лицемерностью улыбка тут же сползла с него.

Неистово захотелось помыть губы, немедленно, и даже потереть их мочалкой.

«Грёбанный откат!» — с тоской и безнадёжностью подумал Рийар, уставясь взглядом куда-то в потолок.

Что за радость дурить девчонке голову, если самому от этого настолько тошно?

— Конечно же, он влюблён, — насмешливо продолжил гнуть свою линию Рийар, отказавшись от этой игры. — Уж поверь, я его слишком хорошо знаю!

Илия закусила губу. Ей казалось, что он бредит. Как в отстранённой профессиональной манере Леона можно было заподозрить романтический интерес? Совершеннейшая нелепость!

— Если и так, — прохладно отметила она, не зная, как опровергнуть высказывание, очевидно не соответствующее реальности, — то я-то в него не влюблена! — с вызовом в голосе отметила она, надеясь уже закончить это дурацкое объяснение.

Взглянув на неё весьма снисходительно, Рийар сложил руки на груди и ироничным тоном отметил:

— Потому что втюрилась в меня, да?

От обиды и оскорблённости Илия раскраснелась. Её высокие чувства к Рийару, однозначно, не заслуживали того, чтобы их так презрительно обозначали как «втюрилась»!

— Втюрилась, втюрилась! — словно издеваясь над ней, расхохотался Рийар и соизволи объясниться: — В этом и был план, дурочка. Посмотреть, как моего идеального братца корёжит от того, как его зазноба предпочла бестолкового и безалаберного меня!

Он смеялся, и в смехе его было больше истерики, чем настоящей насмешки, потому что он невольно высказал то, что сидело в его сердце занозой — что на фоне блистательного Леона он представляет собой фигуру слишком ничтожную. Но Илия, конечно, не заметила его истерики; она застыла в горе и оскорблённости.

— Так ты… ты всё это время обманывал меня? — беспомощно переспросила она, не веря, не понимая, не будучи готовой принять правду.

Он подавился новой порцией смеха, закашлялся и переспросил:

— Обманывал? Я тебе слова неправды не сказал, детка! Ты сама всё придумала.

Сердце Илии ёкнуло и оборвалось в бездну боли и осознания.

Она сама всё придумала.

Он, в самом деле, ничего ей не говорил.

Не делал никаких признаний.

Ничего не обещал.

Это она сама всё додумала — и теперь, когда она видела это ясно, все странности в его поведении встали на свои места.

От обиды, боли, злости на себя, чувства преданности — в глазах закололо слезами, но она сдержала их, чтобы не унизиться перед ним ещё больше.