Когда Сноу высказал догадку о том, что из фекалий, попавших в воду, распространяется нечто, вызывающее холеру, он не понимал, что же это именно. Точно так же Хански, Хаахтела и фон Хертцен не знали наверняка, какой конкретно утраченный аспект биологического разнообразия способствует заболеваниям, но у них были кое-какие догадки о том, как
потеря биоразнообразия может быть связана с человеческими недугами. Сама идея, что две эти вещи как-то взаимосвязаны, обсуждалась уже несколько десятков лет, причем не только в отношении иммунитета, но и в более широком контексте. В своей гипотезе биофилии Эдвард Уилсон доказывал, что нам, людям, присуща любовь к живому во всем его разнообразии, поэтому изолированность от природы ухудшает наше эмоциональное самочувствие[72]. По мнению Роджера Ульриха, контакт с живой природой снижает стресс, а Стивен Каплан утверждает, что в обстановке природного многообразия улучшается наше внимание[73]. Синдром «дефицита природы» заставляет задуматься о том, каким образом разнообразие жизни и окружающая среда в целом могут способствовать обучению и психологическому благополучию детей[74]. Все указанные теории предполагают, что уничтожение флоры и фауны вызывает у нас эмоциональные, психические и интеллектуальные расстройства. Хански и Хаахтела были с этим вполне согласны, но считали, что это далеко не всё. Потеря биоразнообразия воздействует на иммунную систему людей, нарушая ее нормальную работу. Отправной точкой в рассуждениях финских ученых стали исследования, показавшие, что хронические аутоиммунные заболевания связаны с жизнью в особо чистой, «сверхгигиеничной» среде. Впервые эту «гигиеническую» гипотезу высказал еще в 1989 г. эпидемиолог Дэвид Стрэчан из Университета Святого Георгия в Лондоне. По его мнению, сегодняшние стандарты чистоты лишили нас контакта с некоторыми необходимыми для нас видами[75]. Хански и Хаахтела видели суть проблемы в том, что современные люди в принципе изолированы от живой природы во всем ее многообразии.