Не один дома. Естественная история нашего жилища от бактерий до многоножек, тараканов и пауков

Да, я нахожу эстетическую ценность в тех видах животных, что шныряют повсюду в наших домах. Вы не обязаны со мной соглашаться. И мне вас не убедить! Да и какое я имею право? Почему, собственно, вы должны находить красоту в существах, которых многие люди считают неприятными и даже отталкивающими? Раздумывая над этим, я вспомнил один очерк из книги, написанной Хэрри Грином, специалистом по биологии змей[181]. Грин задавался тем же вопросом, но применительно к змеям. Вслед за философом Иммануилом Кантом он различает две эстетические категории, применимые к природным объектам: прекрасное и возвышенное

[182]. Мы испытываем чувство прекрасного при виде яркого птичьего оперения, слушая пение одинокой цикады или наблюдая, как всплывает из морских глубин кит. На восприятие прекрасного влияют наши органы чувств и принадлежность к определенной культуре, но не интеллект. Недавно я разглядывал в микроскоп чешуйки крыла зерновой моли и восхищался их красотой. Такие же чувства у меня вызывает паутина над входной дверью моего дома и даже усики комара. Возвышенное, однако, — это нечто другое, это эстетическая оценка, выходящая за пределы созерцания букашки или птицы, когда наблюдение помещается в более широкий интеллектуальный контекст. Звездное небо прекрасно потому, что приятно для наших глаз, но возвышенность этого зрелища в том, что мы осознаем, как грандиозна Вселенная, и понимаем, что каждая из множества светящихся точек — это звезда, во многом напоминающая наше Солнце. Братья Бегуаны были потрясены красотой открытой ими пещеры, но чувство возвышенного, выросшее из понимания того, какое значение она имеет в истории первобытного искусства, заставила их, особенно Луи, посвятить большую часть своей жизни исследованиям пещер. Точно так же крылышки зерновой моли сами по себе прекрасны, но знание, что именно это насекомое пересекало Атлантику на кораблях Колумба, плодилось и размножалось в древнеримских амбарах и, вероятно, было известно еще жителям Древнего Египта, вызывает возвышенные чувства. Такой же трепет у меня вызывает мысль, что похожие истории были и у всех других видов, живущих в наших домах, только истории эти еще не написаны. По моему мнению, это не менее удивительно и волнующе, чем осознание грандиозности Космоса. Я не перестаю испытывать это чувство с тех самых пор, когда впервые отправился бродить по тропическому дождевому лесу Коста-Рики. Для меня чувства прекрасного и возвышенного, которые пробуждают членистоногие, живущие в наших домах, — достаточный повод, чтобы наблюдать их, заботиться о них и в некоторых случаях оберегать от исчезновения. Но и тут вы можете возразить: мол, вам-то какая польза от всех этих непрошеных гостей? Если так, то вы не оригинальны.

Глава 8. Какая польза от пещерного кузнечика?

В доме удача.

Посиди же, муха, на рисе

Еще немного.

Кобаяси Исса^{17}

Начиная писать о пещерных кузнечиках и других членистоногих, живущих в наших домах, мы с сотрудниками лаборатории были невероятно воодушевлены. Мы обнаружили огромное богатство видов, материал для будущей многолетней работы сотен исследователей. В порыве энтузиазма мы предвкушали, как сделаем наши результаты доступными не только ученым, но и широкой публике и что обычные люди, узнав о них, будут поражены не меньше нашего. Мы надеялись, что тысячи восьмилетних мальчиков и девочек, вдохновленных нашими открытиями, примутся обследовать свои дома в поисках никому не известных созданий. До некоторой степени так оно и получилось. Надеюсь, что этот интерес не угаснет, и сегодня наша работа в немалой степени посвящена попыткам пробудить у детей и их родителей интерес к изучению живых существ, окружающих человека. Но не у всех людей наши открытия вызвали ответный энтузиазм. Некоторые даже спрашивали: «Ну, хорошо, а как от них избавиться?» Или еще чаще: «А какая вообще от них польза?»

Для эколога слышать рассуждения о пользе видов — настоящая пытка. Мы отлично знаем, что в природе нет «хороших» и «плохих», «полезных» и «вредных» видов — все они просто существуют. Что бы ни говорили нам наши чувства и убеждения, синий кит не более «ценен», чем паразитирующие в нем ленточные черви, или бактерии, живущие в этих червях, или вирусы, нападающие на эти бактерии. Все эти виды возникли в ходе эволюции, как и лобковая вошь или человеческий кожный овод, личинки которого поселяются в подкожной ткани и дышат с помощью двух выставленных наружу спиралевидных трубочек. В них нет ни добра, ни зла, они просто есть.