Читаем Не оставляй меня одного полностью

– Все так говорят.

– Скучали? – раздается одновременно с коридорным шумом.

Ну наконец-то. Крис на ходу скидывает сапоги, открывает холодильник и складывает туда две пачки молока.

– О чем болтали?

– Обо всем на свете, – обязательно острит Вова. Какое облегчение.

На стол аккуратно и с достоинством, как будто модель, шагающая по подиуму, опускается крупная бутыль легкого алкоголя.

– Посидим, выпьем. За встречу. Никто же не против?

– Все только “за”, – продолжает Вова, не сбавляя в иронии.

Крупная бутыль на то и крупная, что распивать ее можно долго и с удовольствием. Ребята вспоминают свои бурные студенческие годы и все, что с ними связано – глупые и смешные истории, строгих и с приветом преподавателей, тусовки, концерты, знакомства, судьбы. Заводилой, конечно же, Крис. Девчонки громко хохочут, а вот Вова несколько в стороне. Нет, он тоже улыбается, тоже поддакивает, где понимает, о чем речь, и даже вставляет что-то из своего – но вспоминается ему иное. Из той же оперы, из того же времени, но абсолютно под другим углом.

Он вспоминает, как впервые увидел Алю – они уже тогда дружили с Крис и часто ходили вместе по грязным от весенней слякоти коридорам университета. Вове запомнились ее сапоги и ее задница. С Кристиной он был знаком до этого, по общим семинарам, поэтому подойти и начать разговор труда не составило. Очевидно, что Вова Але совсем не понравился – но он никогда и не был мастером первого впечатления. Зато потом долго, красиво, настойчиво и самозабвенно ухаживал, чем сильно удивил своих друзей, ее подруг и самого себя – это совершенно не было на него похоже. В конечном счете, удивил и Алю. Покорил. Завоевал.

Время кусками проваливается в никуда. Алкоголь давно выпит, а бутыль сиротливо прислонилась к ножке столика. Между девчонок все еще смешно и весело, а вот Вова почти физически ощущает, как час, вслед за часом, пережевывается, перекручивается через мясорубку и никогда, ни за какие коврижки не сможет повернуться вспять.

А потом было много всего, много и как будто в один затянутый кадр: прогулки по ночному городу, шахматы, кафе, кино и чистый воздух, первые поцелуи и первые боязливые ночевки. Более недосягаемое для него единение с другим человеком. Уголки губ Вовы от этих воспоминаний утекают куда-то наверх, а смотрит он вперед и невидящим взглядом – ничего себе его разморило, с такой-то дозы, думает про себя Крис. Хорошо, что не пошли за второй.

– Постелю себе у телека, – говорит Вова, когда стало совсем уж поздно. – Может, гляну еще чего-нибудь.

Вова идет к шкафчику и достает заначку папирос – он не курил, но в редких случаях баловался, и на такие случаи держал курево при себе. Он открывает дверь на балкон и всей грудью вдыхает темень ноября. Девушки, впервые за вечер, замолкли, и тишина поздней осени молотком заколотила в уши.

А потом было то, что Вова вспоминать не любит – правда, оно лезет само, но он как может подавляет эти мысли. Все просто, понятно, и рассуждать тут нечего. Поступил нехорошо, отогнал, не послушал, не принял. Когда понял, что натворил, пошел на попятную – и тогда не послушала и не приняла уже она. В тот самый момент для Вовы, когда он больше всего в ней нуждался, он озвучил самую постыдную, самую жалостливую, самую беззащитную просьбу в своей жизни.

Вова закуривает, покашливает с непривычки и медленно тянет в ротовую полость сизый, горячий дым. На кончике папиросы он теплит надежду, что Аля сейчас придет сюда, на балкон, встанет рядом и слегка облокотится на край. Скажет что-нибудь не в тему, пускай даже о том, как сильно она ненавидит сигаретную вонь. Или просто посмотрит на него своими большущими, слегка печальными глазами.

Но просьба удовлетворена не была.

Вова ждет, и папироса его не торопит. Он ждет знака, маячка, любого символа о том, что он не забыт, что их время с Алей не ушло бесследно, что, несмотря на то, что теперь они порознь, она помнит, она здесь и она рядом. В квартире гаснет свет, а телевизор тихо мямлит повтором дневных событий. С каждой новой секундой и с каждым новым ползком дыма надежда тает, и тает, и тает, каплями оседая во влажном ноябрьском воздухе.

Через семь месяцев Крис переедет к своему жениху, серьезному и приятному на вид молодому человеку, на собственном примере доказав, что маленькая грудь – никакая не помеха личному счастью. Вова не потянет съем двухкомнатной в одного и будет срочно искать новое жилье по приемлемой цене. Тут-то и придет на помощь Вероника, его троюродная сестра.

Табака в папиросе больше нет. Нет и Али. Есть только Вова, балкон и спящие многоэтажки в округе.

3

Темная туча инопланетным кораблем нависает над окном квартиры. В форточку порывами влетает прохладный, приятно пахнущий осенний воздух.

Дениска посапывает, а в его детском сне роем вьются цифры, клетки тетради, знаки сложения и умножения. Вова, простоявший под теплой водой более получаса, никак не может заснуть.

Вероятно, скоро начнется ливень.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза