Не отрекаются, любя...

Шёл дождь. В воздухе невыносимо пахло гарью. Они стояли обнявшись. И над чем сейчас Вера плакала больше: над несчастьем, что обрушилось на Зойку или над счастьем, что Марк вернулся — она не могла сказать.

Он рядом, здесь, живой…

Осознание, что он вернулся, обрушилось на неё разом, хоть и так не вовремя. Но нахлынуло, захлестнуло именно сейчас на чужом пепелище. Отозвалось щемящим чувством горькой радости и её, Вериной, найденной потери, согрело теплом его тела и разлилось теплом внутри, но… уже не заполнило ту зияющую пустоту, что осталась в душе, когда он уехал. Не излечило. 

Он уехал и увёз с собой её крылья.

Он вернулся. Но для чего ей теперь эти мёртвые обрубки, что остались за спиной.

Вера отстранилась.   

— Бедная моя Зоечка, — всхлипнула она и прошептала чуть слышно: — Пожар. Опять пожар.

Но Марк услышал.

— Опять?

— Склады Измайлова тоже подожгли, когда требовали съехать, — вытерла она слёзы. — Но там быстро потушили, отделались лёгким испугом.

Марк задумчиво нахмурился, но ничего не сказал. С той минуты, как они подъехали, он и так был странный. Словно не в себе. Словно глядя на чадящее груды утеплителя и обугленные стропила видел что-то своё. Что-то, что видел только он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У неё есть семья? Муж, дети? — тряхнул он головой, словно опомнившись.

Вера покачала головой в ответ.

— Родители?

— Мама с младшей сестрой и её семьёй уехала в Новую Зеландию. А отца давно нет.

— Друг?

— Не знаю. Мы всё собирались с ней посидеть, поболтать. Но за лето так ни разу и не встретились. У неё сезон. У меня работа.

Позади что-то рухнуло. В воздух взметнулся сноп пепла.

Вера закашлялась.

— Пошли отсюда, — потянул её к машине Марк.

— Кошка! — дёрнулась Вера, словно её ударили, и остановилась. — У неё кошка!

— А ключи?

— У соседки. Она меня знает.

— Ну тогда поехали за кошкой, — снова открыл дверь машины Марк.

Глава 9. Марк

Чужие квартиры. Чужой быт. Чужая жизнь.

Сколько раз Марк заходил в дома, которые принадлежали не ему.

Но сейчас, стоя посреди Зойкиной квартиры, заставленной грязными бокалами и пустыми бутылками от вина, заваленной вещами, думал не о том, хотел ли он свой дом. Чистый, уютный, пахнущий свежестью дом, с белыми мраморными полами и развевающимися на ветру занавесками — именно такой дом почему-то всегда возникал у него перед глазами, когда он говорил «мой». Сейчас он думал о том, что люди считают успехом.

Говорила ли себе, падая вечером с бокалом вина в руке на эту кровать со смятым несвежим бельём в захламлённой квартире, поднимая над собой рахитичного котёнка, предприниматель года, владелица двух огромных строительных магазинов, с сайтом и отлаженной доставкой:

— Жизнь удалась!

Пела ли дурным голосом в душе по утрам что-нибудь боевое задорное?

Хрен знает, что там обычно поют миллионеры, собираясь утром на любимую работу.     

И когда, оглядываясь назад, люди вдруг понимают, что у них всё прекрасно? Они добились всего, чего хотели. Успеха, денег, любви, счастья. Что да, они где-то там в списках счастливчиков, которых бог поцеловал в задницу.

А если деньги, успех, признание не спасают их от разочарований, горького пьянства в одиночестве и блохастых кошек в друзьях, то зачем это всё? 

— Ешь, ешь маленькая, — гладила Вера кошку, что выхватывала из миски куски кошачьего рагу, словно и правда сидела тут неделю голодом. Хотя наверняка хозяйка, уходя утром на работу, её покормила.

Булькая, фонтанчиком лилась вода в электрической кошачьей поилке. Громко тикали настенные часы. В открытое окно доносился шум с дороги, что проходила прямо под окнами. Шум вечного движения, гонки, скоростей.

Марк убрал с сиденья дивана распятую на нём рубашку и сел, держа её в руках. Нет, сначала он положил её рядом, но потом стал искать пульт от телевизора, что висел на стене как раз напротив того места, что он занял, поэтому снова взял её в руку. А когда экран загорелся, просто не успел положить — вошла Вера.

Он поймал себя на том, что готов к отповеди. Белка всегда ругала его за то, что где бы ни оказался, дома, у себя, у неё, в гостях, первым делом включал телевизор.

— Словно тебе самому с собой скучно!

Сейчас бы он ей ответил: «Не скучно. Но чтобы в голову не лезли вот все эти мысли о бренном, о вечном, лучше занять мозги поглощением любого ненавязчивого контента».

Но она уставилась на злополучную рубашку.

Она не просто на неё уставилась. Вера забрала её у Марка и понюхала.

Он выключил телевизор и с недоумением посмотрел на её лицо, ещё в следах слёз, но какое-то озабоченное.

 — Ты чего-то не знала о своей лучшей подруге? — спросил Марк.

— Я уверена, что не ей дарила эту рубашку, — расправила она клетчатую фланелевую ткань и встряхнула за плечи.

— Размер явно Зойкин, — может, и неудачно пошутил Марк, но Зойка со школы была девочкой крупной, бойкой, сильной и уверенной в себе.