Не отрекаются, любя...

Он завязывал галстук и думал, как это странно: понимать, как много он забыл. Узнавать незнакомые лица, снова видеть излучину реки, что исчезала за горизонтом, за который ему всегда хотелось заглянуть, опять слышать грохот порта, что в детстве будил его по утрам, вновь просыпаться в постели, где его тело помнило каждую пружину. Или, например, видеть эти часы — большой циферблат, крупные цифры — что он видел на широком запястье Мамая с детства.

А ещё всё время одёргивать себя, путаясь, то ли он Марк, то ли Григорий.

Странно, словно выходить из комы. Словно у него было раздвоение личности.

Но одно чувство всё же было в нём сильнее остальных.

Вера. Он назвал его именно так — чувство Веры. Потому что куда бы ни смотрел, что бы ни слышал, какой бы запах ни вдыхал, чувствовал — она здесь. Рядом. Близко как никогда. Его Вера.

Его надежда. Его жизнь. Его любовь. И их маленький сын.    

— Едем! — кивнул Марк Стелле.

— Ах, да, с меня же ещё полный комплекс эскорт-услуг, — сдёрнула женщина со спинки стула кардиган. Марк помог ей прикрыть им загорелые плечи с тонкими лямочками льнущего к телу платья.

— Туфли, — напомнил он.

Она закатила глаза.

— Я уже говорила, как тебя ненавижу?

— Только за последний час раз двадцать, — подал он ей обувную коробку.

— Тогда это будет двадцать первый, — скинув удобные лодочки, натянула она на ноги туфли с красной подошвой на головокружительных каблуках. — Ненавижу тебя. Ненавижу светские мероприятия. Ненавижу все эти ваши мужские фетиши: высокие каблуки, длинные волосы. И мужиков в принципе ненавижу, — выдохнула она, словно настраиваясь. Тряхнула гривой каштановых волос. — Но, к счастью для тебя, Марк Реверт, я — профессионал.

— К счастью для тебя, Стелла Ларина, с другими я не работаю, — подал он ей руку.

И только Мамай заметил, как он стиснул зубы, когда входил в зал.

Он научился жить под чужим именем. Он научился ненавидеть собственного отца. Научился не чувствовать боли, убивать без сожаления, жить, не думая о будущем, и менять женщин, не привязываясь. Единственное, чему он не научился — её не любить.

А она стояла сейчас посреди зала и смотрела прямо на него.

Глава 3. Вера

Вера и забыла, как он хорош.

По-настоящему. Без ложной скромности.

Два метра мужской красоты и силы. Упрямства и очарования.

Широкие плечи. Узкие бедра. Чернота волос. Зелень бесовских глаз. Упругость мышц. И дьявольская привлекательность.

Ему было тринадцать, когда она в него влюбилась. Самый красивый и отчаянный парень в школе. Капитан баскетбольной команды. Взаимно.

И шестнадцать, когда он уехал и она рванула за ним.

Тем они и прославились на весь город.

Историей того побега. Местные Ромео и Джульетта.

Отчаянные. Сумасшедшие. Влюблённые.

Не пожелавшие смириться с волей родителей.

Презревшие границы и расстояния.

Бросившие вызов богам.

Боги посмеялись и... шутя победили.

А годы шли ему на пользу. В тридцать два он стал ещё интереснее, чем в двадцать шесть, когда сказал, что не вернётся.  

Эта обветренная солнцем кожа. Лёгкая небритость. Упавшая на высокий лоб прядь.

Бокал с шампанским задрожал в её руке. Сердце рвануло вскачь.

Вера бы всё отдала, чтобы войти в зал с ним, вот так под руку, как вошла эта высокая, под стать ему, и невероятно красивая женщина, но…

Вера прикусила изнутри щёку и с улыбкой повернулась к мужу.

О чём бы он её сейчас ни спросил, что бы ни сказал, она всё равно не смогла бы ответить. Её словно распяли голой над горящим костром и поливали сверху ледяной водой одновременно. Боль, злость, любовь, обида, бессилие, гнев, тоска, ревность — всё смешалось в ней в единый безумный коктейль, от которого перехватило дыхание, когда в зал вошёл Марк Реверт. И всё, что она могла сейчас — это грызть щёку, натужно улыбаться и просто дышать.

— А вот и он! — воскликнул губернатор, оторвавшись от группы гостей.

И как бы Вера ни хотела, снова пришлось повернуться.

— Позвольте представить, — радушно приглашал всех обратить внимание на гостя глава региона. — Марк Реверт. Новый владелец «Открытой реки». Рады тебя видеть, дорогой! Сколько же лет прошло? — потрепал он его по плечу по-отечески. — Я уж думал ты никогда не вернёшься.

Какое совпадение, я тоже!

Вера отставила полупустой стакан и взяла с фуршетного стола тарелку.

Когда она злилась, почему-то всегда хотела есть. И, какое счастье, что это было именно так. В конце концов это помогло ей определиться. Злость. Да, пожалуй, всё же злость — то, что она чувствовала сильнее всего.

Когда-то Марк назвал эту особенность «феномен белки». У зверька желание поесть пересиливает осторожность. Но куда же в жизни Веры без Марка. Так она и стала его Белкой.

— Моя подруга, Стелла, — тем временем представил он губернатору женщину, с которой приехал, и Вера положила на тарелку не один, а целых три рулетика, завёрнутых в ломтик бекона и сколотых спажкой.

— Я отойду на минутку? — скользнул рукой по её талии муж.

— Нет! — выпалила она быстрее, чем успела подумать.

— Не понял, — остановился Алексей.

— Ты взял меня с собой именно поэтому? Ты знал, что здесь будет Марк?