Не отрекаются, любя...

— Мам, как Ванечка? — спросила она, едва та взяла трубку.

— Ванечка? — удивилась мама. — Алексей тебе разве не сказал? Ванюшу забрала Галина Семёновна.

— Галина Семёновна?.. — встал в горле ком от одного имени свекрови. И как-то неловко было ответить маме: «Нет, не сказал».  Как-то стыдно признаться, что у них всё разладилось. Алексей маме нравился. Между Алексеем и Марком она всегда была за Измайлова. Стыдно, что это Вера испортила всё, что так хорошо начиналось… Или нет? Или всё это время она просто закрывала глаза, убеждая себя, что у них сложилось, а хорошо никогда и не было?..

— Вера?.. Верочка, ты тут? Ты меня слышишь?

— Да, да, мам. Связь плохая, — вздрогнула она от пронизывающего холода. — Алексей, наверное, сказал, да я в суете забыла. Такой длинный выдался день. Ладно, хорошего тебе вечера.

— И вам хорошо отдохнуть, — попрощалась мама.

— Чёрт! — выдохнула Вера.

И в этот момент её застывшие плечи накрыло что-то тёплое.

— Ничего не говори. — Обняли сверху сильные руки. И прижали к себе.

Марк!

Глава 4. Вера

Она физически чувствовала, как течёт время.

Как упала каждая из двух тысяч триста девяносто шести песчинок, что падает в секунду в песочных часах.

Её любознательный мальчик недавно задал ей вопрос сколько в них песчинок, увидев песочные часы, и Вера посчитала: поделила объём песка на размер песчинки, умножила, добавила проценты на корректировку. И выяснила, что, когда её сердце пропустило удар, упало ровно столько. А потом ещё столько же, а может, в несколько раз больше, когда Марк нагнулся, прижался губами к её виску и вдохнул. И ещё пол столько, когда его тело сотрясла дрожь, и её откликнулось.

Чёртовых три ничтожных секунды. Или целых семь тысяч песчинок?

Ничего. Или целая жизнь?

— Белка, — прошептал Марк.

Но, черпая силы, наверное, где-то на том дне, где берут этот чёртов песок, или на дне, что сейчас она называла своей жизнью, Вера схватила его руки и сбросила вместе с пиджаком, которым он её укрыл.

— Уходи, Марк!

Не хватило ей сил только повернуться. Потому что нельзя смотреть в его глаза. В зелёные глаза её сына, чтобы не остаться в них навсегда. Нельзя.

— Я уйду, — судя по звуку, поднял он пиджак. — Сейчас я уйду. Но хочу, чтобы ты знала: я вернулся не ради отцовской компании. Я вернулся за тобой.

Она развернулась так резко, что он отпрянул.

— За мной?! И у тебя хватает наглости говорить, что ты вернулся за мной?

— Послушай меня, — шагнул он навстречу.

— Нет, это ты меня послушай, — задрала Вера подбородок. Не потому, что была такой гордой, хотя была. Потому, что в нём было чёртовых метр девяносто роста, а в ней — всего ничего. — Если бы ты сказал, что вернёшься. Если бы сказал, что у меня есть хоть один шанс. Один грёбаный шанс надеяться, что это возможно, клянусь, я бы тебя ждала. Хоть всю жизнь. Сколько надо. Сколько угодно. Я бы хранила тебе верность. Я бы одна растила нашего сына…

Он дёрнулся, как от пощёчины и нервно сглотнул, но промолчал — знал.

Она и не сомневалась, что знал. Но это уже ничего не меняло.

— Наверное, мне было бы трудно, — всё же заглянула она в его бездонные глаза. Но не утонула. Выплыла. — Но не настолько, как пережить то, что ты меня бросил. Не настолько, как привыкать к тому, что твой сын называет «папа» не тебя. А ты… ты попрощался навсегда и уехал. Вот и убирайся!

— Вера, я… я уехал в Мексику. И знал, что попаду там в тюрьму. Я был уверен, что оттуда не выберусь. Да так бы оно и случилось, если бы…

— Заткнись, Марк! — отступила она назад и взмахнула руками. — Я был уверен! Так бы оно и случилось! — передразнила. — Только не случилось. Но мне ты сказал «нет». Сказал убедительно. Однозначно. Предельно ясно. И в тот момент потерял право говорить мне что бы то ни было. Навсегда.

— Вера! — выдохнул он.

— Я замужем, Марк! И чтобы тебе было понятно насколько, — она смотрела на него в упор. — Муж только что трахал меня в туалете. Потому что мы хотим завести второго ребёнка. И, надеюсь, у нас получится, — соврала она. — А тебе… тебе удачи! Здесь тебе нечего ловить. Больше не появляйся у меня на пути! — оттолкнула его Вера и пошла к двери.

Ноги не гнулись. Наверное, от холода.         

Руки дрожали. Конечно, тоже из-за него.

Голова гудела, как церковный колокол, по которому ударили кувалдой. 

Её колотило крупной дрожью. Но она упрямо шла. Не оглядываясь. Хотя знала, что Марк смотрит ей вслед. Знала, что до сих пор его любит. И будет любить. Всегда.

Но к чёрту это! К чёрту любовь!

— Ну наконец-то! — воскликнул Алексей. — А мы тебя уже заждались.

— Мы? — с ходу схватила Вера бокал шампанского. Осушила залпом.

— Дорогая, хочу тебе представить…

Имя Вера не услышала. Признаться, ей было всё равно. Она обрадовалась, что не убрали её тарелку с рулетиками. И в тот момент, когда муж представлял ей какого-то, наверное, важного для него мужика, засунула в рот подряд два.