Не по чину

Проходя через весь зал к тому месту, где сидел Вячеслав, принимавший сейчас гостей и одаривавший, по обычаю, всех подходящих хлебом-солью, Мишка физически ощутил прикованные к нему взгляды высокого собрания. От изумленно-недоверчивых, одобрительных до откровенно враждебных. Его ровесники косились особенно выразительно: отроки еще не научились скрывать своих истинных чувств, и сейчас на их физиономиях читалась чрезвычайно богатая гамма эмоций. Вероятно, кое-кто уже предчувствовал, как будут шпынять их отцы, ставя в пример юного Лисовина: дескать, из болот вчера вылез, а уже сотник! А ты, орясина…

Впрочем, были и другие. Например, тот же отрок Панкрат, сын боярина Степана, опередивший их с Федором на входе, светился любопытством и чуть ли не восторгом; впрочем, судя по всему, парню тут все в диковинку, что подтвердило Мишкино предположение, что он впервые взят отцом на такое собрание.

Князь встретил его поклон и положенную по обычаю благодарность за хлеб-соль и гостеприимство легкой усмешкой и, повернувшись к сидящему по правую руку Всеволоду, достаточно поправившемуся, чтобы принять участие в праздновании, сказал негромко, но так, что все стоявшие рядом хорошо его расслышали:

– Ну как, брат, хорош хват у моего волкодава?

Всеволод Городненский хмыкнул в бороду, вполне дружелюбно разглядывая Мишку:

– Неплох. Только прикус по молодости не испортил бы…

Рассаживаясь за столами, гости проявляли достаточно свободные нравы и не слишком стеснялись присутствия князей: толкались, споря за места, вплоть до скандала и хватания за грудки. Правда, угасало это быстро – задиристых тут же разнимали, но чувствовалось, что все равно здесь придерживаются определенной табели о рангах. Скажем, купцы (в том числе и Никифор) даже не пытались сесть там, куда, увлекая за собой Мишку, направился боярин Федор. Зато рядом с гостями из Погорынья оказался тот самый боярин Степан с Панкратом и еще несколько бояр в сопровождении отроков. Те, что помладше, таращились по сторонам, а несколько парней постарше старательно изображали привычную уверенность – видимо, не первый раз на пиру, а потому выпендривались перед младшими. Мишка тоже осматривался, стараясь не выглядеть слишком уж любопытным.

Пир пока что напоминал большую деревенскую свадьбу, где Ратникову пару раз довелось погулять еще в ТОЙ жизни, когда приглашают всех соседей, или колхозный праздник по случаю уборки рекордного урожая – когда обязательная официальная часть неразрывно связана с не менее обязательным банкетом.

Правда, на столах красовался отнюдь не «проднабор» – такое обилие блюд Ратников не часто видел даже на депутатских застольях. Князь Вячеслав не поскупился, и «дорогие гости» обошлись князюшке, надо полагать, недешево, но овчинка стоила выделки – Мишка отлично понимал, что князь тут не развлекался, а работал.

«А что, сэр? Согласитесь, князь неплохо устроился. Этакая разновидность «депутатского приема граждан». И электорат под рукой, и настроения отследить тут же можно, и решения огласить при необходимости. Да и с прошениями наверняка кто-нибудь подтянется».

Женщины, во главе с двумя княгинями, сидели за отдельным столом, поставленным в том же зале чуть в стороне. Рядом с Агафьей и Ольгой обнаружилась «прабабушка» Варвара, причем в ранге почетной гости.

Нинеи, слава богу, нигде не наблюдалось – то ли уехала уже из Турова, то ли, что более вероятно, волхва не сочла нужным обнародовать свою близость к княгине и настоятельнице монастыря и дразнить сверх необходимого церковное начальство. Дуньки, как и княжны, тоже на пиру не оказалось. Похоже, девиц любого звания на такие мероприятия не допускали – за столом сидели только замужние.

Среди купцов оказались несколько иноземных гостей. К своему немалому удивлению, Мишка узнал того самого сарацина, у которого он весной отказался брать награду – то ли тот так и торговал безвыездно в стольном граде княжества, то ли успел обернуться куда-то не особо далеко, а потом застрял в Турове из-за набега.

Илларион сидел вместе с епископом недалеко от князя, а Феофан в компании еще нескольких монахов в черных клобуках скромно притулился ближе к выходу. Впрочем, ни один, ни второй на него даже не покосились. Правда, и сидели оба достаточно далеко.

На столе Михаил обнаружил в качестве столовых приборов двузубые серебряные вилки и ножи да чашу под вино. А вот тарелок не оказалось. Вернее, они были, но немного и исключительно для обглоданных костей дичи, заранее расставленной на столах.

Пока боярич озирался, он чуть не пропустил момент, когда князь, поднявшись из-за стола, обратился к присутствующим с речью. Вячеслав коротко порадовался на то, как за столами едят-пьют и, довольно быстро свернув «вступительное слово», перешел к делам насущным.