Не покидай меня

— Ало, ало! Говори, я тебя слушаю! Зачем по телефону звонишь, если не хочешь разговаривать? Эх!

Виктор не воспользовался лифтом. На своих двоих поднялся на нужный этаж быстро и тихо. Заботины не сменили ни один замок, поэтому внешняя и внутренняя двери открылись без проблем.

С хозяевами или без них квартира неизменно казалась необитаемой. Лишь отсутствие пыли и паутины говорило об обратном. Не таясь, Виктор прошел вдоль коридора к кабинету Олега Ивановича. Официально сюда мало кто имел право входить. Когда хозяин садился писать очередную свою бредовую книгу, переступать порог кабинета могла только Виктория Павловна. И то не часто. Даже воруя из библиотеки книги в свое время, Виктор не решался шарить в кабинете. Какое-то иррациональное почтение останавливало у двери. Но сегодня он не страдал такими глупостями. Виктор был полон решимости разгадать секрет многолетнего благополучия старших Заботиных.

Обитель старика поразила сумраком, усугублявшимся северной стороной и тяжелыми гардинами. У двух стен, как и в библиотеке, располагались массивные книжные шкафы, за стеклами которых в беспорядке были напиханы книги, газеты, журналы, какие-то папки и бумаги. Письменный стол, заваленный все теми же бумагами и книгами, примыкал к окну. Уютная настольная лампа с зеленым абажуром стояла слева, а у ее основания валялась россыпь визиток и каких-то фотографий. Центральное место занимала чудовищная пишущая машинка. В нее были заправлены два листа с копиркой. Виктор прочел несколько строк: «Горький писал: «Нижний Новгород — город купеческий, о нем сложена поговорка: «Дома каменные, люди железные». Но, как мне кажется, в своей «Вассе Железновой» описал он людей совсем не железных. Слабых людей явил Горький. Немощных, припадочных, страстных только в жажде удовольствий».

Какая прелесть! Уж кому разбираться в «жажде удовольствий», как не душке Олегу Ивановичу?

Виктор уселся в кресло и осмотрелся. С чего начать? Здесь столько бумаг и хлама, а что именно искать — он пока не знал. Начал с осмотра шкафов, потом перешел к объемным ящикам письменного стола. Бумаги, бумаги, бумаги… Стоп! Один ящик заперт. Ножницы и скрепка помогли справиться с замком. Ба!..

Если бы Виктор раскопал в древнем поселении первобытных людей смартфон последней марки, и то он так не удивился бы, как этой своей находке. В ящике покоился новенький ноутбук «Делл» с бархатистой сиреневой крышкой. Олег Иванович так часто повторял, что ненавидит компьютеры и не понимает их власть над человечеством, что очередное свидетельство двоедушия развеселило Виктора. Нашелся и шнур питания.

Спустя несколько минут он отыскал весьма солидный и современный сейф по левую руку от окна, замаскированный под обычную тумбочку. Виктор тщательно порылся на столе и в столе в поисках ключей, но Олег Иванович, видимо, был не так прост. Что ж, для первого раза информации оказалось более чем достаточно. Виктор решил не искушать судьбу настойчивостью, поэтому все положил так, как было.

«А ключики эти мы разъясним!», — пообещал он себе с ощущением близкой добычи. Если есть сейфы, значит, это кому-нибудь нужно!

На следующий день Виктор впервые за несколько месяцев позвонил матери. Наталья Павловна удивилась:

— Надо же, сынок сподобился узнать, не скопытилась ли мамаша за это время!

— Кончай, мать. Мы с тобой всегда плохо понимали друг друга, но это не значит, что я последняя сволочь. Как жизнь?

— Живу, как на карачках ползу. Давление скачет. Алкоголик опять в больнице. Думаю, оттуда его на погост оправят точно. Циррозник хренов!

— Квартирка-то на тебя останется?

— Ага, подарю я ее, что ли, кому? Ты ж меня из дома выгнал, где мне жить прикажешь?

Виктор поморщился:

— Никто тебя не выгонял, не трынди, поняла? Ладно, не об этом речь. Я у тебя спросить хотел кое о чем. Помнишь Оксанку, с которой мы когда-то гуляли? Она из соседнего дома.

— Ну, помню, — в голосе матери слышался сарказм.

— Знаешь, что с ней, где она?

— Скурвилась Оксанка твоя. Проститутка конченая. Говорят, чуть не посадили ее года два назад за то, что других девок соблазняла к блядству за деньги.

— Живет там же?

— А где же еще? Мамку свою схоронила в прошлом году. Видела ее — клейма ставить негде. А тебе она зачем? Это же курва гнилая до костей!

— Так, интересно просто. Вспомнил на досуге.

— Как вспомнил, так и забудь!

В свое время почти всех девушек, которые посещали Виктора, мать называла или «шкурами», или «прошмандовками», или «шалавами», или «кобылицами». В зависимости от настроения. Она полагала, видимо, что другие, «достойные», не прельстятся таким упрямым насмешником, как ее сын. «Девушки любят уважение, а ты даже матери хамишь», — говорила Наташа.

Спорить с ней Виктор не считал нужным. Некоторые его подруги знали о характере их отношений и не пугались неожиданных скандалов, на которые Наталья Павловна была горазда. Например, бойкая Оксана, знавшая Виктора с детского сада, даже не боялась огрызаться, если та, подвыпив, пыталась ее учить жизни.