Читаем Не померкнет никогда полностью

Не одно подразделение лишилось своего командира. Но прежде чем успевали назначить нового, обычно выяснялось, что бойцами, продолжающими выполнять поставленную задачу, уверенно командует умелый сержант, а иногда бывалый, инициативный рядовой.

Старшина-разведчик коммунист Вениамин Тимофеев возглавил две роты, причем даже не своей, а соседней части, которые, потеряв в бою весь командный состав, дрогнули было под натиском врага. Поверив в нового командира, подчиняясь его призыву и приказу, они удержали свои позиции. Для Тимофеева этот бой определил дальнейшее его место в армии - штатное командирское.

Так было и с другими. Командиром одного взвода утвердили фактически управлявшего им бойца - комсомольца Синькова. Подвозчик боеприпасов из хозяйственной команды Дмитрий Тесленко, ринувшийся в гущу боя и подорвавший гранатами фашистский танк, остался в этом батальоне комсоргом...

Вот уж когда проверялось до конца, на что способен каждый. И прежде всего - каждый командир. В 345-й дивизии пришлось отстранить от командования одного майора. Он неплохо показал себя накануне, тоже в трудных условиях, однако теперь оказался не в состоянии твердо держать в руках свою часть. Но он был единственным, кого в этот грозный день потребовалось заменить на командном посту не потому, что человек убит или тяжело ранен.

Не могу не сказать здесь о командире-артиллеристе из 265-го, богдановского, полка капитане Борисе Бундиче, который со своими подчиненными спас положение на целом участке фронта.

Дивизион Бундича сам оказался в опасности. Немцам еще раз удалось вклиниться в стыке секторов, между потаповцами и правофланговым полком дивизии Гузя. Огневые позиции 107-миллиметровых батарей находились на пути прорывающегося врага. Причем батареи остались без пехотного прикрытия...

Для всей нашей артиллерии, включая тяжелую армейскую, предусматривалась возможность стрельб прямой наводкой. Были и у дивизиона Бундича рядом с основной, укрытой, позицией подготовленные места, куда тягачи могли быстро выдвинуть орудия на случай прорыва в глубину нашей обороны вражеских танков. Но все осложнилось тем, что прямо на батареи, мешая открыть огонь прямой наводкой вовремя, отходили преследуемые гитлеровцами наши люди - остатки стрелкового подразделения, выбитого со своего рубежа.

Двенадцать расчетов стояли у заряженных орудий, к которым с каждым мгновением приближались опьяненные успехом фашисты. Когда командир смог наконец подать команду "Огонь", не опасаясь поразить своих, гитлеровцы были в каких-нибудь 30 метрах. Орудия ударили по ним почти в упор, скосив передние шеренги. Следующие залпы разметали остальных фашистов.

Пусть нетипичен этот эпизод для боевых действий армейского артполка, изо дня в день вносившего свой вклад в Севастопольскую оборону поражением дальних целей в глубине позиций противника, в его тылах, но такого не забудешь. И еще раз блестяще подтвердилось: люди у Богданова подготовлены к самому неожиданному.

В течение 30 декабря станция Мекензиевы Горы неоднократно переходила из рук в руки. Части Николая Олимпиевича Гузя, самоотверженно поддерживаемые артиллеристами и танковыми ротами (они сражались геройски, не выходя из боя даже тогда, когда в пробитой снарядами машине все были ранены; из 26 действовавших тут танков мы за день потеряли 13), не раз овладевали низинкой с платформой и станционным поселком. Однако закрепиться на станции, выйти на гряду холмов за нею никак не удавалось.

К вечеру станция, как и утром, была у немцев. Они немного приблизились к высоте 60, где стойко держалась батарея Воробьева, немного продвинулись в направлении к Братскому кладбищу - дальше их не пустил сосредоточенный огонь нашей артиллерии и тяжелых минометов, которые полковник Пискунов расставил вдоль кладбищенской ограды.

То, что противник ничего больше не добился и в основном положение осталось без перемен, и сделало день 30 декабря в своем роде решающим. Враг проигрывал во времени, работавшем теперь на нас.

Поздно вечером с флагманского командного пункта флота поступило сообщение, передававшееся во все соединения СОР:

"Войска Закавказского фронта и корабли Черноморского флота захватили города Керчь и Феодосию. Операция продолжается... Наши части выходят в тыл противнику, осаждающему Севастополь".

* * *

Несколькими часами раньше, когда никто еще не мог наверняка сказать, чем кончится день на Керченском полуострове и у нас, на КП армии прибыл вице-адмирал Октябрьский.

Перед руководителями Севастопольской обороны не мог не встать вопрос: как действовать, если противник все-таки выйдет к Северной бухте?

Всякое дальнейшее продвижение врага означало бы непосредственную угрозу и складам боеприпасов в Сухарной балке, и нашему крупнейшему подземному госпиталю, переполненному ранеными. Не приходилось закрывать глаза и на опасности еще более серьезные: противник был очень близок к позициям, откуда обычная полевая артиллерия могла вести прицельный огонь по центру города и закрыть Северную, а значит, и Южную бухты для наших кораблей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное