Не померкнет никогда

А у Приморского бульвара, перед площадью, где с памятника простер к городу руку Ильич, на меня вдруг глянуло знакомое худощавое лицо Николая Васильевича Богданова, командира нашего знаменитого артполка: огромный его портрет возвышался на щите над тротуаром. Дальше - другие портреты: армейцы, моряки, летчики, прославившиеся в декабрьских боях. Появись кто из них здесь - каждый узнает героя. Что ж, по делам и честь!

Когда мы пересекали площадь, в бухту, синеющую за колоннами Графской пристани, плюхнулся, взметнув высокий всплеск, немецкий снаряд. И еще один... В поле моего зрения было несколько прохожих, почти все - женщины. Они оглянулись на звук разрыва, ускорили шаг. Но никто не шарахнулся, не побежал. Снаряды ложились в стороне, в нескольких сотнях метров, и люди на улице уже отдали себе отчет: им эти разрывы не страшны. Мирные жители города стали вести себя как бывалые, обстрелянные солдаты, которые умеют мгновенно оценить степень конкретной опасности. Это вызывало уважение к ним и одновременно чувство горечи. Сколько же надо было испытать осадного лиха, чтобы в родном доме, на своей улице стар и млад приобретали фронтовые привычки!..

В бригаде Потапова я выполнил свой план: обошел по первой траншее весь передний край. И как водится, чем дальше шел, тем больше накапливалось замечаний к разговору с комбригом и начальником штаба.

Народ в бригаде золотой. Но вот надежно окапываться, оборудовать занятые позиции так, чтобы были хороши не только как исходные для движения вперед, а и для упорной обороны, этих удальцов все еще не приучили.

"Взять бы да сводить, будь на то время, весь начсостав, вплоть до отделенных, в бригаду Жидилова, - размышлял я. - Там моряков куда больше. А как умеют зарыться в землю! Побывали под Ишунью, и там, в степи, наверное, навсегда поняли, что значит окопаться или не окопаться по-настоящему".

И со стыками оказалось не все ладно. Тут уж я не успокоился, пока при мне не сомкнулись теснее подразделения смежных батальонов.

Удовлетворенный тем, что успел сделать, и заключительным разговором на бригадном КП, я не жалел, что задержался у Потапова несколько дольше намеченного. Пора было, однако, пока не начало темнеть, двигаться к чапаевцам.

По пути, еще на участке 79-й бригады, завернул на заросшую кустарником высотку: хотелось взглянуть на отрог Камышловского оврага, плохо просматривавшийся из траншей. Со мной шли Кохаров и командир-моряк из штаба Потапова. Внизу, на дороге, ждал Володя Ковтун с машиной.

Высотка оказалась что надо: видны и интересовавший меня отрог и главная выемка Камышловского оврага (кто только окрестил оврагом эту живописную, резко очерченную долину!) на всю километровую ширь. Косые лучи предзакатного солнца, пробившиеся сквозь облака, хорошо освещали восточный, занятый противником склон.

Но осматриваться довелось недолго. Провизжав у нас над головой, разорвалась где-то позади крупнокалиберная мина. А через несколько секунд другая - впереди. Вот тебе на - попали в вилку!..

Следующая мина упала совсем близко. Меня обдало сзади жаром и сильно ударило под лопатку будто горячим кирпичом (в голове мелькнуло: отскочил камень). Устояв на ногах, я обернулся и увидел неподвижно лежащего Кохарова. Моряк из штаба тоже упал, но старался встать.

Откуда-то мгновенно появились несколько бойцов. Я приказал им нести моряка и Кохарова к машине и передать водителю, чтобы вез в медсанбат, меня не ждал.

Выбираясь следом за ними из кустарника, услышал чьи-то слова: "Старший лейтенант мертвый". Понял, что это про Кохарова. Как в тумане увидел уходящую эмку.

"Контузило меня, что ли? - с досадой думал я, чувствуя нарастающую противную слабость. - Сейчас это должно пройти".

Однако передвигать ноги становилось все тяжелее. На мое счастье, на дороге показалась полуторка, очевидно доставлявшая боеприпасы.

Сев в кабину, вновь попытался дать себе отчет в своем состоянии, но разобраться в нем почему-то не удавалось. Попробовал закурить - не получилось и это, что-то мешало. Когда въехали в город, уже сознавал, что в наше подземелье по крутой лестнице, пожалуй, не спущусь. Велел шоферу повернуть к домику, где "стоял на квартире" и иногда отдыхал, - там был телефон.

И только вылезая из машины, заметил на себе кровь - она текла из рукава бекеши и по ноге. Сил хватило ровно на то, чтобы войти в свою комнату, опуститься на диванчик, снять трубку и соединиться со штабом. Услышав голос майора Ковтуна, попросил его подняться ко мне наверх. Положить трубку на аппарат, как потом выяснилось, уже не сумел.

К сознанию меня вернули Ковтун и начсанарм Соколовский, когда стаскивали намокшую бекешу.

- Счастлив ваш бог! - воскликнул Давид Григорьевич, ощупывая мою спину.

Поняв это в том смысле, что ранение легкое, и услышав затем что-то про госпиталь, я невпопад возразил:

- Может быть, ограничимся перевязкой?