- Работали по двадцать часов в сутки, - рассказывал Кабалюк, - но снаружи, на поверхности, конечно, только ночью, в самые темные часы. Совсем впотьмах было бы трудно, да немцы, не догадываясь о том, сами малость подсвечивали, они же всю ночь жгут ракеты над своим передним краем. Ну а шумы заглушало море, январь - месяц штормов.
Только раз за время этих работ, в ту ночь, когда меняли последний четвертый - ствол, враг что-то заподозрил и открыл по позиции Тридцатой минометный, а затем и артиллерийский огонь. Загорелась маскировочная сетка, были потери в людях. Но наши батареи, державшиеся начеку, подавили неприятельские, и работа продолжалась. А что именно делалось у орудийных башен, немцы, кажется, так и не поняли.
- Теперь Тридцатая стоит с новенькими стволами в полной боевой готовности, - закончил Кабалюк. - Командир ее, капитан Александер, только что произведен в майоры. Все отличившиеся на работах награждены. Мастер Прокуда - орденом Ленина. Но в действие батарею пока не вводили. Пусть фашисты подольше думают, что в декабре они ее доконали!
Как подтвердили впоследствии трофейные документы, противник действительно приписывал молчание "форта Максим Горький" результатам своих бомбежек и обстрелов во время декабрьского штурма. Когда же из-за устья Бельбека опять ударили двенадцатидюймовые орудия, немцы доносили начальству, что тяжелая батарея в этом районе "по-видимому, установлена русскими заново".
Стволы или лейнера заменяли и на ряде батарей меньшего калибра. Те корабельные орудия, которые сперва для быстроты ставили - на Малаховом кургане и в других местах - на временные деревянные основания, закрепили на бетоне, чем повышалась точность их стрельбы. По завершении ремонтно-восстановительных работ, близившихся уже к концу, береговая артиллерия Севастополя должна была иметь 51 действующее стационарное орудие.
На фронте вот уже полмесяца было тихо (отвлекающие наступательные бои в интересах Крымского фронта в последний раз велись на левом фланге СОР 15-17 марта). Перечень событий в утренней или вечерней оперативной сводке укладывался в несколько строк: артобстрел таких-то участков обороны, столько-то снарядов выпущено по городу, нами подавлены батареи противника там-то и там-то...
К этому прибавлялась обязательная теперь строка, которой раньше в оперсводках не было, - о том, сколько неприятельских солдат и офицеров истреблено нашими снайперами.
Два-три месяца назад настоящих снайперов в Приморской армии насчитывались единицы. Но за последнее время этих "стахановцев фронта" - так называли их в армейской газете - значительно прибавилось. В конце марта - начало апреля они выводили из строя за день 30-40 гитлеровцев, в отдельные дни - свыше 50.
Мне принесли интересный отчет о конференции снайперов, которую провел Военный совет. В ней участвовало около двухсот пятидесяти бойцов и младших командиров, овладевших искусством сверхметкого выстрела, как правило, по собственной инициативе. В списке делегатов встречались уже известные в армии имена: старший сержант Людмила Павличенко из Чапаевской дивизии, сержант-пограничник Иван Лёвкин и старшина Ной Адамия из морской пехоты. Но большинство лить недавно открыли свой боевой счет.
Конференцию задумали не только для обмена опытом, хотя и это было важно. На нее пригласили командиров, комиссаров, начальников штабов дивизий, бригад, многих полков. Надо было привлечь внимание к движению снайперов во всех частях, покончить с кустарничеством в использовании этой серьезной боевой силы.
Снайперов у нас должно стать больше, сказал в своем выступлении командарм Петров, но даже те, которые уже есть, могли бы при надлежащей организации их боевой работы ежедневно истреблять до батальона гитлеровцев. А восполнять под Севастополем такие потери оказалось бы для противника весьма затруднительным...
Итогам конференции был посвящен специальный приказ по армии. Он требовал завести в штабах частей персональный учет снайперов, обеспечить их пребывание на огневых позициях с рассвета до темноты и отдых ночью, освободив от нарядов, караулов и других обязанностей. В дивизиях, бригадах и полках вводились инструкторы по снайперскому делу. Им ставилась на ближайшее время задача подготовить не менее шести снайперов в каждой роте. Учреждался диплом снайпера-истребителя, вручаемый от имени Военного совета.
Эти меры (принять их нам, наверное, следовало бы еще раньше) стали давать ощутимые результаты. Несколько недель спустя, в мае, были уже не редкостью дни, когда меткие одиночные выстрелы выкашивали если не батальон, то, во всяком случае, роту фашистов. И это несмотря на то, что далеко не каждый снайпер имел оружие с оптическим прицелом.
Снайперы держали врага в постоянном напряжении. Командиры частей отмечали, что немцы не решаются даже ползать в светлое время там, где не так давно расхаживали во весь рост. Настойчиво велась охота за неприятельскими наблюдателями, корректировщиками.