Читаем Не померкнет никогда полностью

Замаскированные позиции снайперов обычно располагались впереди окопов, в ничейной полосе. Не трудно представить, сколько требовалось выдержки, чтобы пролежать там, не выдав себя лишним движением, пятнадцать - семнадцать часов и не пропустить той секунды, может быть, единственной за день, когда в секторе обстрела появится цель. Иногда снайпер возвращался вечером, не сделав ни одного выстрела, а уставал так, что не хватало сил дойти до своей землянки, и он засыпал в первой попавшейся. Выходных дней не имел никто, однако снайперов стали раз в неделю отпускать в город, и это окупалось сторицей.

Под Севастополем действовали и немецкие снайперы - не очень много, но зато прошедшие длительную подготовку в специальных школах. Борьба с ними была, пожалуй, самым серьезным испытанием для наших, доморощенных. Снайперские дуэли, сопровождавшиеся бесчисленными хитростями и уловками с обеих сторон, иногда продолжались по нескольку дней. И конечно, мы несли в этой борьбе потери. Но все же чаще дело кончалось тем, что наш стрелок уничтожал вражеского.

Я останавливаюсь на этом так подробно потому, что снайперы были героями тех дней и недель затишья, когда на севастопольских рубежах не происходило крупных событий. Их общий боевой счет за истекшие сутки и последние цифры личного счета многих из них знали и в войсках, и в городе. Лучших снайперов знали и в лицо - по портретам в газетах и на щитах у Приморского бульвара.

Должен сказать, что снайперское движение дало новый толчок совершенствованию воинского мастерства в широком смысле слова. Сверхметким стрелкам из винтовки стали подражать и артиллеристы, и минометчики; у них развернулась борьба за снайперские расчеты.

Во вторых эшелонах дивизий, в двух-трех километрах от переднего края, продолжалась, пока позволяла обстановка, боевая учеба рот, батальонов, а иногда и целых полков. В одном из прифронтовых оврагов осваивали новый вид военной техники - противотанковое ружье. При отражении декабрьского штурма приморцы еще не имели этого оружия.

Первую партию - 44 штуки - доставили с Кавказа в феврале. Но бронебойщиков подготовили уже значительно больше, рассчитывая скоро получить петеэры еще.

Наши армейские тылы были весьма относительными тылами, вражеский снаряд мог в любую минуту упасть везде. Но к этому привыкли, и все, что обычно делается в тыловом районе армии, стоящей в обороне, когда фронт стабилизировался и удерживается прочно, делалось той весной и у нас.

Поарм проводил смотр красноармейской художественной самодеятельности. Хор из дивизии Ласкина, певцы и танцоры из богдановского полка и других частей выступали и в городе - в клубах, на спецкомбинатах. А по секторам обороны разъезжали армейский ансамбль и прибывшая с Большой земли фронтовая бригада Мосэстрады.

Интерес к москвичам был, конечно, огромный. Заполучить их к себе с концертом, и поскорее, хотели в каждом полку, а заполучив, не знали, как отблагодарить за доставленную радость. Помню, кто-то рассказывал, как в одной из частей бойцы пробрались в заминированную ничейную полосу, чтобы нарвать для артистов подснежников - первых крымских цветов...

Генерал Петров радовался, что есть возможность отметить как следует юбилей Чапаевской дивизии, которой он сам недавно командовал. Ей, одной из старейших в Красной Армии, созданной на заре Советской власти, исполнялось двадцать четыре года.

Немного поколебавшись, командарм разрешил провести кроме праздничного вечера в Инкерманских штольнях военный парад в полосе обороны дивизии, в Мартыновском овраге. Для участия и нем были выделены подразделения от всех полков Чапаевской. Артиллерия сектора и воздушный барраж истребителей обеспечивали прикрытие, но оно не понадобилось: немцы ничего не заметили.

Иван Ефимович с воодушевлением рассказывал:

- Такого парада не принимал с гражданской войны! Враг рядом - каких-нибудь полтора километра. А тут гремит под скалою оркестр, развернуты знамена... Бойцы вышли на торжественный марш чуть ли не из окопов, в касках и ватниках, обвешанные гранатами. И с какой великолепной уверенностью в себе прошли, с какой гордостью! Смотрел на них и думал о неповторимом пути дивизии - Уфа, Уральск, освобождение от белополяков Киева... А сколько испытаний выдержано уже в эту войну! И все это - не просто история, это остается и живет в солдатах, как бы они ни менялись. А ведь есть в дивизии и такие, кто видел живого Чапаева. Перед войной не было, а теперь есть! Про пулеметчика Ямщикова не слышали? Он дрался в Пугачевском полку против Колчака и в тот же полк вернулся добровольцем бить фашистов, воюет вместе с сыном. Интересный человек. Между прочим, тезка Чапаева: тоже Василий Иванович...

Память у Петрова на имена, на лица была завидная. И он любил рассказывать о людях, привлекших чем-то его внимание.

В госпитале до меня доходили все-таки не все армейские новости, и я, оказывается, долго ошибался, мысленно видя в какой-нибудь дивизии или полку тех, кого там уже не было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное