Не померкнет никогда

Гул орудийных залпов доносился и со стороны моря:; из Одесского залива вели огонь по берегу эскадренные миноносцы "Шаумян" и "Незаможник", канонерская лодка "Красный Аджаристан". Впервые с начала войны (если не считать действий военной флотилии на Дунае) корабли непосредственно поддерживали своей артиллерией наземные войска на приморском фланге фронта. Боевые действия складывались так, что главными целями для флотских артиллеристов, во всяком случае на Черном море, оказывались не корабли противника, а его пехота и танки, его передний край и ближние тылы. И начало этому положила Одесская оборона.

Трижды, четырежды в день в городе объявлялись воздушные тревоги. Группы фашистских бомбардировщиков прорывались к порту, к жилым кварталам. Но и мы наносили врагу удары с воздуха, причем уже не только истребителями единственного авиаполка Приморской армии, которые все чаще действовали как штурмовики. 13 августа над позициями неприятельских войск под Одессой, над их тылами появились три десятка Пе-2, прилетевших с флотских аэродромов в Крыму.

Главный итог первых дней обороны изолированного плацдарма состоял в том, что атаки противника отражались все увереннее. Особое удовлетворение вызывала стойкость 95-й дивизии, ибо против нее, по всем данным, сосредоточивались наиболее крупные вражеские силы.

Именно прочное положение в Западном секторе лучше всего отражало перелом на фронте Приморской армии, который тогда наступал, а точнее - наступил. Противник был остановлен, его планы прорваться в Одессу с ходу провалились. Оборона города, оставшегося советским островком во вражеском тылу, выдержала первые испытания.

Нам никак не удавалось напрямую связаться со штабом Южного фронта, передать туда боевые донесения. Они отправлялись кружным путем: через радиостанцию Одесской военно-морской базы в Севастополе, а оттуда дальше. Собственно говоря, мы не знали точно, где теперь штаб фронта. Николаев, куда он переехал несколько дней назад из Вознесенска, находился, по сведениям моряков, под обстрелом немецкой артиллерии.

15 августа - тоже кружным путем, через Севастополь, - поступила телеграмма генерала армии И. В. Тюленева, в которой он просил объявить от его имени благодарное героическим защитникам Одессы.

Телеграмма дала командарму и Военному совету повод обратиться к Приморской армии с несколько необычным для тех суровых дней приказом приподнято-торжественным по своему содержанию и духу. В нем говорилось, что войска, обороняющие вместе с Черноморским флотом жемчужину нашего юга Одессу, с честью выполняют свою боевую задачу, удерживая занимаемые рубежи и нанося противнику тяжелые потери.

"Ни одного шага назад. Ни при каких условиях не отступать, - призывал Военный совет армии красноармейцев, командиров и политработников. - Ноги фашистских варваров не должно быть в Одессе".

Это были не просто слова. Военный совет знал, как окрепла за последние дни в войсках уверенность в том, что, несмотря на неблагоприятное для нас соотношение сил и все трудности, мы в состоянии задержать врага.

* * *

Не помню уж, кто из работников оперативного отдела в какой-то спокойный час мечтательно и не слишком уверенно произнес:

- А ведь теперь, наверно, можно даже в баню сходить... Как вы думаете, товарищ полковник?

- Вот это бы здорово! - обрадованно откликнулся капитан Харлашкин. И уже совсем другим тоном добавил: - Пока воды еще вволю...

Да, тут было не до шуток. Беляевка, где находилась насосная станция, питающая Одессу днестровской водой, уже давно у самого фронта. Всякое ухудшение положения на этом участке могло иметь тяжелые последствия. Еще в июле в местной газете был опубликован приказ начальника гарнизона о порядке нормированного снабжения жителей водой через дворовые колонки. В действие этот порядок не вводился, но его объявили заранее, чтобы люди знали, как им быть, если в подаче воды возникнут перебои.

А предложение насчет бани было дельным: мы давно уже обходились холодным душем. По пути в баню заехали в порт. Вблизи него всюду бросались в глаза следы последних бомбежек - оторванный угол дома, иссеченная осколками стена, не убранные еще обломки... В другом месте - просто груда желтого камня, песка и железных конструкций: фугасная бомба попала в здание из легкого одесского известняка, не рассчитанного на такие встряски...

Остановив машину, подошел к стоявшим в соседних воротах жещинам.

Меня обступили, и завязался разговор.

- Как там на фронте, товарищ командир? - напрямик спросила, наверное, самая бойкая. - Что-то сегодня уж очень тихо...

- Фронт держим, - ответил я.

- А Беляевку не сдадите? - спросила, протискиваясь вперед, другая.

Во дворе виднелась колонка, к ней подходили люди с ведрами, слышно было, как журчит вода. Страшно представить южный город в такой вот жаркий день без воды. Но заверить, что Беляевка не будет сдана ни в коем случае, я не мог этим женщинам надо было говорить правду. И я сказал то, что думал:

- Сделаем все, чтобы ее не сдать.

- Ну а если все-таки придется, что тогда?

Так могло случиться, и, очевидно, они понимали это не хуже меня.