Не померкнет никогда

Позиции 172-й стрелковой дивизии, как и 79-й бригады, и подступы к ним были укреплены всеми имевшимися в нашем распоряжении инженерными средствами. Расчетливо использовались естественные рубежи — обрыв Бельбекской долины и Камышловский овраг с его отрогами. Но система заграждений, в том числе минные поля и фугасы (хотя на них и подорвался не один танк), не могла остаться невредимой после стольких дней артиллерийской и авиационной подготовки штурма.

Словом, пройдет или не пройдет враг, решали сейчас не укрепления и заграждения, а люди.

Со 172-й дивизией нас связывало только радио. Многие детали обстановки становились известными не сразу. Подолгу оставалось невыясненным, насколько велики потери, в каком составе действуют полки, батальоны. В полках раций не было, а телефонные провода, даже проложенные по дну траншей, перебивались так часто и в стольких местах, что соединять их стало бесполезно. Боевое управление перешло на живую связь. Ласкин и сам — иначе он не мог — пробирался со своим адъютантом по разрушенным ходам сообщения то в один полк, то в другой. Уже после я узнал, как комдив, добравшись до наблюдательного пункта 747-го стрелкового, откопал заваленного там землей командира полка Шашло…

Помню, начальник поарма Бочаров зашел с только что принятым донесением комиссара 172-й Солонцова. Оно не содержало таких фактов, о которых еще не радировал штадив, но за каждой строкой (потому, наверное, и принес его мне Леонид Порфирьевич) так и чувствовалось: дивизия, несмотря ни на что, держится!

Извлеченное из архива донесение снова передо мной и по-прежнему дышит жаром боя:

"Личный состав геройски сражается с врагом… Вся долина Бельбека устлана трупами немецких солдат и офицеров… Только первый батальон 747 сп истребил около тысячи гитлеровцев…"

Это происходило уже после полудня 8-го. Потеряв со вчерашнего утра тысячи солдат и десятки танков, противник продолжал неистовые атаки. Ласкин влил в поредевшие стрелковые батальоны саперов, красноармейцев из тыловых служб и, наконец, последний свой резерв — курсантов дивизионной школы. Штабисты и политотдельцы дивизии заменили убитых и раненых командиров и политработников подразделений.

Но под непрекращающимися бомбежками и огневыми налетами, в жестоких рукопашных схватках батальоны редели вновь. И там, где не оставалось уже никого, враг продвигался. Так была постепенно захвачена гитлеровцами первая траншея 172-й дивизии, а на некоторых участках и вторая.

Не все тогда видели за этим, что уже сорван расчет врага — натиском ударной группировки сокрушить за день-два нашу оборону на достаточно широком участке фронта перед Северной бухтой. Дорогой ценой, но сорван.

И полковник Ласкин, сделавший для этого все, что мог, не знал, как встретит его командующий армией, когда получил поздно вечером 8 июня приказание генерала Петрова явиться вместе с комиссаром Солонцовым в "домик Потапова".

Предоставлю, впрочем, тут слово самому Ивану Андреевичу Ласкину, передавшему мне страничку своих воспоминаний:

"Мы шли с беспокойством, так как надо было докладывать командарму о потерянных дивизией окопах… Войдя в маленький каменный домик, где тускло горела свеча, сперва не разглядели генерала Петрова, сидящего в группе командиров. А он узнал нас обоих сразу.

Командарм выслушал доклад об обстановке, уточнил, где и на сколько продвинулся противник, расспросил о потерях. Не кривя душой, мы смогли сказать, что ни один боец не оставил своего окопа без приказа.

Иван Ефимович глубоко вздохнул, как-то весь выпрямился и тихо произнес:

— Ведь мы думали, что из вашей дивизии уже никого в живых не осталось под таким огнем. А вы еще фронт держите. Вот это дивизия!

Он подошел ко мне, крепко обнял и расцеловал.

Выйдя из домика, мы с Солонцовым, гордые за пашу дивизию, от избытка чувств расцеловались сами…"

Ласкину было сообщено, что к переднему краю подтягивается этой ночью армейский резерв — 345-я дивизия Гузя. Но о том, что ей предстоит не поддержать 172-ю, а сменить, вопрос пока не вставал: потери последней не были еще полностью учтены.

А вражеский клин, о котором я упомянул выше, начал образовываться на левом фланге 79-й бригады, где ее потеснил — сначала только на несколько сот метров — полк немецкой пехоты с танками.

Потаповцы, ведя оба дня тяжелые бои (на ряде участков — не менее тяжелые, чем дивизия Ласкина, их левый сосед), в основном удерживали остальные свои позиции. Но восстановить стык с 172-и дивизией сил не хватало, а Ласкин помочь им тоже не мог. Контратаки — в них участвовал и переброшенный сюда батальон Перекопского полка — результатов не дали. Тем временем осложнилось положение и на правом фланге потаповской бригады: противник начал вклиниваться между нею и чапаевцами.

Так обозначились на северном направлении первые успехи врага — не такие, какие он рассчитывал к этому времени иметь, но тем не менее представлявшие для нас серьезную опасность.