В машине безумно жарко. Мне совсем не хочется разговаривать с Крестовским, хотя первые минуты, что мы выезжаем из поселка, так и тянет отчитать за сцену дома. До чего уверенный в себе сукин сын! Прекрасно знает, что моя семья будет максимально дистанцироваться от конфликта и демонстрирует абсолютное безразличие к происходящему. Большие богатые мальчики играют в дорогие жестокие игры.
Почему в качестве игрушки в этот раз выбрали меня?
Ласковое солнышко пригревает, и я засыпаю прямо на переднем пассажирском сидении. Вот я собираюсь спросить, как выглядит его машина, а вот уже чувствую, как сладко сплю, убаюканная негромкой мелодией из колонок и мерным шумом гравия, разлетающегося из-под колес.
В эту идиллию вдруг врывается странное, слишком реальное и слишком волнующее ощущение. Я чувствую, как горячая мужская рука ложится на коленку и медленно проводит по бедру, нарочно пальцами поглаживая чувствительную кожу на внутренней стороне, вблизи края джинсовых шорт.
- Ты что творишь?! – Я открываю глаза и сбрасываю руку Крестовского с коленки.
- Бужу тебя.
- Ты не мог разбудить более традиционным способом? Трясти за плечо или звать по имени уже не модно?
- Зато так приятнее. Зачем лишать нас обоих удовольствия скучными ритуалами придуманными какими-то закомплексованными идиотами?
- Удовольствия? – Я фыркаю. – Мечтай.
- Ты дрожишь.
- Кондиционер дикий.
- Он выключен.
- Значит, я перегрелась, получила тепловой удар и сейчас потеряю сознание, а тебе станет стыдно. Зачем ты меня разбудил? Мы уже приехали?
- На заправке. Хотел спросить, будешь ли ты кофе?
У меня вырывается короткий отчаянный стон. Крестовский невыносим!
- Ты разбудил меня, чтобы спросить, хочу ли я кофе?! Тебя ничего в этой схеме не смущает?
Он убирает с моего лица пряди волос, и я максимально отодвигаюсь к двери. Ремень больно впивается в грудь.
- Хорошо. На самом деле я разбудил тебя, чтобы трахнуть в машине, потому что с тех пор, как мы выехали из дома, я не могу поднять взгляд от твоих коленок. Устроит тебя такой ответ?
- Американо со сливками, но без сахара.
- Что?
- Кофе, говорю, буду.
- Никольская, я вообще-то серьезно.
- И еще сэндвич. С луком. Перекусить.
Хотя я бы с куда большим удовольствием перекусила Алексом. Жаль, что уголовный кодекс на этот счет выразился предельно ясно.
Сначала я думаю, что Крестовский продолжит издеваться, но он все же выходит из машины. Я выдыхаю, намереваюсь использовать передышку, чтобы успокоиться, но дверь с моей стороны тут же открывается.
- Идем, пройдешься.
Мне не хочется вылезать из уютного и прохладного салона на летнее пекло, но размять ноги не помешает. После сна в неудобной позе шея неприятно ноет.
Зря я поехала. Зря согласилась на эти шашлыки. Хотя выбора же не было, верно? Иначе Ленка бы не получила спонсорскую поддержку, ушла бы из спорта, оставив родителей с огромным кредитом. Небольшая цена за спасение маленькой девочки. Даже двух, учитывая, что я впервые в жизни чувствую себя нужной.
Пока мы идем (предположительно) к заправке, Алекс пытается взять меня за руку. Идти без поддержки страшно, трость осталась в машине, и я ощупываю пространство перед собой рукой, чтобы ненароком не влететь в дверь или заправочный автомат. И мне было бы проще, если бы Крестовский делал так же, как Макс: дал локоть, чтобы я могла держаться. Но он хочет иначе, и мне слегка страшно. Ненавижу его игры, самоуверенность.
Он думает, что это весело. Или не понимает, или прикидывается, что не понимает: для меня все это совсем не забавы.
- То, что мой брат согласился оставить дома охранника, не значит, что он не отправил Макса следом. И он не сидит сейчас где-нибудь в кустах, фотографируя тебя на горяченьком.
- Вот скажи мне, Настасья, - задумчиво произносит Алекс, - раз брат так тебя любит, почему сам не займется твоей реабилитацией?
- А почему он должен ею заниматься? У него бизнес и трое детей. Я не маленькая, чтобы со мной возились.
- Да, но твоему папаше, похоже, вообще плевать, что происходит с дочерью, раз он до сих пор не пришел ко мне с ружьем разбираться, с какого хрена я решил, будто имею право тебя трахать.
- Ты всегда такой грубый?
- Хорошо.
Он на пару секунд умолкает, затем откашливается и то-о-оненьким голоском произносит:
- Достопочтеннейшая леди, не соблаговолите ли удовлетворить мое любопытство и приоткрыть завесу тайны над отношением вашего всенепременно уважаемого папеньки к тому, что в народе именуют адюльтер?
- Адюльтер – это измена. Кто и кому изменяет?
- Я. Своим традициям. Обычно, когда я везу девушку за город, мы начинаем трахаться еще в машине.
- Вот и пригласил бы девушку. И трахался хоть в багажнике.
- Там неудобно, - слегка обиженно отвечает Алекс.
Я закусываю губу, пытаясь сдержать улыбку.
- И тебе было бы скучно все это время сидеть одной в машине.
- Дебил.
- Как вежливо. Ты сейчас совсем не напоминаешь девочку из приличной семьи.
- А ты – тренера, который работает в серьезном спортивном учреждении.
- На том и порешим. Купить тебе мороженое?
- Купи. – соглашаюсь я.