Не прощаюсь

– Вот полный список сотрудников, которые находились на службе в указанное вами время, – сказал, вернувшись в кабинет, Скукин. – Я уточнил. Восемнадцать человек (имена подчеркнуты) имеют доступ к телефону. У пятерых, помеченных еще и галочкой, была возможность беспрепятственно говорить без риска. Ну, мой дядя, я надеюсь, не считается. В три часа ночи он отпустил меня спать, а сам остался в кабинете. Остальные четверо: адъютант Макольцев – в приемной; начальник егерской службы капитан Ржешевский; дежурный офицер гаража поручик Штубе и начальник личного конвоя командующего подъесаул Попенко. Неужели кто-то из них состоит в красном подполье? В это трудно поверить.

– Не будем делать выводы раньше времени, – уклончиво ответил господин. – Я п-поговорю с каждым. Но сначала, с вашего позволения, просто прогуляюсь по штабу. Осмотрюсь.

Большой красивый дом, в котором когда-то по торжественным случаям собирался цвет харьковского самурайства, сейчас, в дневное время, был полон военных, которые усердно занимались своими военными делами, так что отрадно посмотреть. Маса любил, когда люди стараются.

Одни сидели и писали или печатали, другие чертили цветными карандашами красивые схемы, третьи быстро шли куда-то и приятно звенели шпорами, четвертые хрипло орали в телефонную трубку. И все курили, отчего под потолками покачивался голубоватый дым – как туман из танка про долину Мусаси:

Голубой туманНад долиной Мусаси.Уткнулись в землю,

Не любуются красойУсердные крестьяне.

На двух штатских, бродящих по штабу, поглядывали с некоторым удивлением, но без подозрительности. Раз находятся здесь – имеют право.

Прислушиваясь к телефонным разговорам и обрывкам бесед, Маса скоро понял, что всё крутится вокруг трех главных тем: положения на северном фронте (там дела идут неплохо), движения «литерного» (это эшелон с английскими танками) и внезапного наступления партизанской армии Махно (думали, что батька разбит, а он внезапно ударил по Белой армии с тыла).

Господин, конечно, заинтересовался эшелоном. Поговорил с начальником службы железнодорожного движения, предъявив свой волшебный документ. Этого оказалось недостаточно, начальник еще перепроверил по телефону у полковника Скукина и только потом стал отвечать на вопросы.

На каждой станции усилены караулы, сказал он. Вдоль всего пути следования патрулируют конные разъезды. В Чугуеве назначена последняя дозаправка, но точное время неизвестно даже службе движения. Во избежание диверсий график следования спо-ра-дический: поезд то несется на всех парах, то делает неожиданные остановки. Эта периодичность контролируется специальными шифротелеграммами командующего.

Фандорин вежливо поблагодарил, а по выходе из кабинета сказал Масе:

– Скукин прав. В больших помещениях нет ни одного аппарата, с которого можно было бы позвонить в контрразведку, не привлекая внимания. Значит, круг подозреваемых остается прежним.

– С кого начнем?

Господин удивился:

– Ты еще спрашиваешь? Разумеется, с капитана Макольцева. Он знает всё, что известно командующему, и, вероятно, даже больше. Это раз. Адъютант заходил к генералу, когда обсуждались детали визита главкома в приют. Это д-два. Был в контрразведке незадолго перед побегом Заенко. Это три. И, конечно же, осведомлен о графике движения засекреченных поездов. Скорее всего, именно он и относит распоряжения на шифровку. Это четыре.

В приемной капитана не оказалось. Дежурный сказал, что Павел Андреевич полчаса как уехал на автомобиле, причем сел за руль сам. Сказал, ему нездоровится.

– Далеко он живет? – спросил Фандорин.

– Нет, в гостинице «Париж».

– Зачем тогда автомобиль? Это ведь в пяти минутах.

– Не могу знать. Должно быть, совсем неважно себя чувствовал. Вид у него был какой-то… необычный, – подумав, припомнил офицер. – Павел Андреевич ведь всегда веселый, улыбается, а тут был хмурый, бледный. Не дай бог тиф.

– В г-гостиницу! – бросил Масе господин. – Быстро!

Но Макольцева не было и в номере. Более того – портье сообщил, что капитан с утра не появлялся.

Поднялись, отмычкой открыли замок.

– Будем делать обыск? – спросил Маса. – Если это шпион, у него обязательно должен быть тайник. Моя сторона правая, ваша левая?

Фандорин стоял у письменного стола, склонившись над открытым блокнотом.

– П-погоди с обыском… Здесь вырван листок. – Поднес блокнот к глазам. – Недавно. Ну-ка…

Вошел в ванную, присыпал бумагу слоем зубного порошка, осторожно сдул.

Глядя господину через плечо, Маса увидел, что на тонких вмятинах проступили буквы.

– Ростов 03.15. Александровск – неразборчиво. Ю… А, Юзовка 11.30. Луганск – неразборчиво, – медленно прочитал Фандорин. – Чугуев 18.15.

– Что это, господин?

– Станции Южной дороги. И, видимо, время прибытия? Нет, скорее, время отправления, поскольку темп движения неровный, со стоянками разной п-продолжительности… – Он посмотрел на часы и пробормотал: – Ах, вот з-зачем…

– Что?