Не рассказывай

— За что, мам? — вскакиваю я с места. Вот сколько мне уже лет, но каждый раз ей удается вывести меня на эмоции! — За то, что он обидел меня? За это я должна извиниться? Я его не выгоняла, он собрал вещи ушел.

— Да что он тебе такого сказал-то, что ты не смогла попросить прощения?

— Это неважно.

— Он ведь не изменил, доченька! Не ударил! Работает, зарабатывает, не пьет!.. Ксюня, радость моя, позвони ему сейчас же! Пригласи на ужин, — мама тоже вскакивает с места и засучивает рукава. — Мы суп наварим с лисичками, как он любит! Картошечку запечем с мясом. Поболтаем. Может…

— Мама, перестань, пожалуйста. И так тошно.

Андрей не любит ее стряпню, но он так хорошо воспитан, что всегда молчит или благодарит за еду. Сказать ей правду — смертельно обидеть.

— Может, он сменит гнев на милость? Такой мужчина, а ты… Дура, боже, дал же боженька дуру в дочери! — причитает она, крестясь.

— Мама! — срываюсь я. — Я не дура! У меня всё будет хорошо! Ты можешь просто поддержать меня в трудную минуту?

— Я совет тебе даю, чтобы успела, пока не поздно! Жизнь свою прос*ешь, как и я когда-то! Будешь в деревне коров доить!

— Я не собираюсь возвращаться в деревню. И перестань нас сравнивать! Ты из-за отца учебу бросила в Красноярске, а я не бросала.

— Еще бы учебу бросила после того, как мы тебя тянули!

— На Андрее свет клином не сошелся. Мам, мамуля, у меня красный диплом, успешная карьера. Недавно меня повысили, я стала директором направления! Немного подтяну английский и вовсе стану незаменимой. Мы справимся сами. Без него.

— Незаменимых нет! Сама говорили, что Богдан дружит с Андрюшей. И благодаря ему тебя и взяли на работу.

— Да нет же! — всплескиваю руками, поражаясь ее способности коверкать факты. — Я устроилась сама, и проработала в фирме два года, прежде чем мы с Андреем начали встречаться. Даже если Богдан меня уволит, я найду другое место.

— Ну-ну, устрою тебя техничкой в нашу столовку по блату.

— Тоесть можно работать либо у Богдана, либо техничкой? Третьего варианта по-твоему нет? Всё короче, я пойду пройдусь, — спешу в прихожую. — Я понимаю, что ты Андрея любишь больше, чем меня. И наш разрыв для тебя стал шоком. Но если ты не перестанешь обижать меня, то… — я осекаюсь, подбирая слова.

— Выгонишь мать зимой на улицу? — спрашивает она.

— На улицу не выгоню, но больше не позову. Мне плохо, мам, я сама сильно переживаю, — машинально натягиваю рукава водолазки ниже, хотя они не короткие. Безумно зудятся предплечья. — Но навязываться ему не буду. Бегать за ним не буду.

Я выхожу на улицу, морозный воздух тут же колет лицо, иглами впивается во влажные глаза. Порывистый ветер развивает волосы, и я поспешно надеваю шапку. Иду к машине, воровато оглядываясь по сторонам, словно в поисках черной «Камри».

Если бы она тут стояла, я бы, клянусь, вызывала полицию!

Но ее нет. Есть только пропущенный на телефоне. Один. От Дениса. И сообщение от него же: «Прости, я повел себя как олень». Рано утром пришло. В начале седьмого.

Глава 15

Я возвращаюсь домой только через пару часов. Немного покаталась по городу, постояла в вечном заторе у торгового центра, послушала громкую музыку. Отпустило.

По пути заезжаю в любимую кулинарию, чтобы купить морковный торт и эклеры. Пирожные настолько свежие и аппетитные, что, клянусь, еле довожу до дома в целости и сохранности. Так и хочется откусить кусочек! Попробовать.

Я чувствую сожаление из-за того, что накричала на маму. Планирую помириться. Как бы там ни было, она хочет как лучше и не заслуживает моих срывов. В последнее время я веду себя невыносимо. Самой от себя тошно, но я ничего не могу с этим поделать! Ну почему Андрей просто не мог изменить мне? Это было бы так просто и понятно.

В машине тепло, я снимаю бомбер. Машинально бросаю взгляд на рукава водолазки, на них пятнышки крови.

Передергивает от этого зрелища. Мне так за себя стыдно, что я вновь кидаюсь расчесывать руки, но торможу себя.

Вдох-выдох.

Так, немного отдыха нам не повредит, поэтому я звоню в любимый СПА-центр и бронирую нам с мамой массаж. Мама знает о моей ненормальной привычке наносить себе вред, расчесывая руки. Правда, в последний раз такое было во время защиты диплома в университете. Я думала, что победила.

Больше об этой слабости не знает никто. А, лгу. Денис Гончаров в курсе.

Как он умудрился ворваться в столь узкий круг доверия?! Уму не постижимо!

Входная дверь заперта. Стучусь — никто не открывает. Сразу же начинаю волноваться. Боже, что я наделала! Оставила ее одну после обморока!

Поворачиваю ключ в замке.

— Мама? Мам, у тебя всё в порядке? — спрашиваю громко.

Быстро, даже не разуваясь, пролетаю по коридору, заглядываю в комнаты, но мамы не обнаруживаю. Зато нахожу теплый грибной суп на плите. В духовке печется мясо с картофелем. Судя по таймеру, мама ушла вот только что, минут пятнадцать назад. На столе записка: «Позвони ему. Унизься. Потом спасибо скажешь. Я поехала домой, не буду мешать. Люблю тебя! Мама».

Ниже приписка: «Тебе уже двадцать семь»!

А, окей. Мне объявили бойкот. Вдруг остро хочется швырнуть эту кастрюлю с супом в стену!