Она смотрит в сторону берега, на запад, прикрыв глаза рукой. Закрывает ладонью брови, щуряся от слепящего солнца, от бликов на воде.
– Да, сегодня красиво.
– Прекрасная погода, – добавляю я, и она отвечает мне кивком и мимолетной улыбкой. Мы идем дальше.
Я не должен этого делать: разговаривать с ней, пытаться узнать ее лучше. Все это плохо, ненормально. Надо быть честным, но как признаться во всем посреди обычной беседы?
«О, слушай, хочешь узнать, кто я на самом деле?».
Да, я не могу так. Но если этот спектакль продолжится, ложь будет только расти и расти. И я никогда не смогу сказать ей правды.
Но с другой стороны – мы разговариваем в последний раз. Все, что мне нужно, я уже получил: увидел ее вблизи, понял, что ей неплохо, спас ее, сделав свою работу. Теперь нужно уйти. Проводить ее до машины, и на этом все закончится.
Через пару минут мы выходим из парка. Она показывает дорогу, а я притворяюсь, что не знаю, где она припарковалась. Мы болтаем о том о сем, обсуждаем ничего не значащие темы: погоду и то, что город не меняется с годами. Она спрашивает меня, где я живу. И я говорю: здесь. В ответ интересуюсь, где живет она. И она меняет тему, показывает мне на дельфина в воде.
Задумавшись, мы оба следим за глянцевой серой спинкой, мелькающей среди волн. Украдкой я смотрю на нее. Черт, как же она красива. Большие глаза, слегка приоткрытый розовый рот. В этот момент мне хочется схватить телефон и сфотографировать ее. Но я знаю, это ее смутит.
Так что вместо этого стараюсь запечатлеть ее образ в собственной памяти.
– Моя машина уже близко. Вон там. – Она поворачивается ко мне лицом и с улыбкой показывает рукой позади себя. Я точно знаю, какая из припаркованных машин ее, но опять же, я этого знать не должен. – Спасибо тебе снова за… все.
– Пожалуйста, – чинно отвечаю я, но от подступившего отчаяния мне становится плохо. Не может быть. Я не… Я не могу отпустить ее вот так.
Она поворачивается. И идет к своей машине. И я не могу оторвать глаз от удаляющейся изящной фигурки, слегка покачивающей бедрами с каждым шагом. Такая худая. Не знаю, много ли она ест, но внезапно меня переполняет желание накормить ее. Позаботиться о ней.
– Эй, – она оборачивается с любопытством, – а у тебя есть дела прямо сейчас?
Секунду она обдумывает мой вопрос, изогнув тонкие брови и закусив нижнюю губу.
– Наверное, мне пора домой. Уже поздно.
– А, – киваю, сглатываю. Только бы все не испортить сейчас. – Просто я хотел…
Ее лицо буквально озаряется, как будто она хочет спросить: «Что ты хотел?».
– Может, ты выпьешь со мной кофе? Можно что-нибудь поесть… – Я склоняю голову на бок, засовываю руки глубоко в карманы брюк. Пытаюсь выглядеть как можно более скромно. Не хочу на нее давить.
Но и дать ей просто так уйти я тоже не могу. Пока что.
– Прямо сейчас?
– Ну да. – В горле опять комок. – Если ты никуда не едешь по делам…
– У меня нет дел. Кроме дома мне некуда ехать, – выпаливает она и поджимает губы, как будто не хотела в этом признаваться.
– Тут чуть выше по улице есть кофейня. Мы можем зайти туда. – И, помолчав, я добавляю. – У них прекрасный вид на океан.
Ее улыбка для меня как подарок.
– Хорошо, с удовольствием.
И несмотря на все возражения внутреннего голоса, я иду вперед, а она идет следом, как тогда, когда я был другой и она тоже была другой.
Как будто это наша судьба.
Тогда
Она устала. И ныла. Ее нытье и хлюпанье носом действовало мне на нервы. Но я старался этого не показывать. Как можно злиться на человека, который столько всего перенес. Мой отец приковал ее к стене, как зверюшку. Мне до сих пор с трудом давалось осознание этого факта.
Сколько их было до нее? Лучше об этом не думать. И все же вопрос никак не шел из головы. Стучал в висках.
Сколько их было? Сколько их было?
Я не хотел этого знать.
Но должен был.
Все, что я мог, – спасти эту. Я ничего не знал про других. Судя по тому, что она сказала, по следам, которые он оставил, я точно понимал, что Кэти не первая, кого он похитил. У него явно был опыт. Он чуть ее не убил. Несколько раз насиловал. Она не рассказывала, что конкретно он делал, только что душил ее. Но я видел огромные черные и лиловые синяки у нее на внутренней поверхности бедер. Я мог только представлять, как он выкручивает ей ноги, прежде чем…
– Далеко еще? – Она задала этот вопрос уже, наверное, раз пятьдесят. Как ребенок из комедии. Как Лиза и Барт из «Симпсонов». Я когда-то видел этот эпизод. Вся семья едет в отпуск, и дети все время спрашивают: «Далеко еще? Далеко еще? Далеко еще?».
Пока наконец Гомер не орет на них, и тогда они замолкают.
– Уже недалеко, – отвечаю ей в сотый раз. Я устал от этого вопроса. Но спасибо ей, что вырвала меня из моих мыслей: вовсе не хочу представлять себе, что он с ней делал. Хватит с меня и результатов перед глазами.
– У меня все болит. Кажется, я больше не могу идти, – сказала она жалобно, тихо и замолчала. Я оглянулся. Она стояла, согнувшись. Такая маленькая, совсем затерялась в складках моей толстовки.
– Кэти, – но не успел я начать, как она замотала головой, и слезы покатились у нее по щекам.