Вначале я больно прижимаю ладони к груди, и когда отнимаю их, раскрыв перед собой лепестками, вижу в них своё сердце – золотые блики – отражение солнца в мелкой ряби морских волн, их размеренный, дружелюбный плеск, ласково поглаживающий разгорячённый на июльском солнце песок. В моих ладонях нахмуренный взгляд Алехандро – вот так он смотрел на меня всякий раз, когда Меган говорила или делала что-нибудь, задвигающее мою фигуру за черту нашего трио. И я очень много чувствую, так много и так всеобъемлюще, что главное понимание, оно приходит: я большой человек, наполненный смыслом. Я оставила след в мире людей – Алехандро любил меня самой ценной любовью – бескорыстной и бессмысленной, не преследующей целей, не умеющей оценивать, примерять, судить. Он любил меня легко, без боли и напряжения, без обязанностей и обязательств, без ожиданий и без невидимого веса надежд. Мальчик из моего детства, единственный из всех кроме моей матери, болел, когда мне было больно, смотрел в ту же сторону, что и я, и видел то же. Он слышал меня, даже когда мы молчали, сидя в высоких жёлто-ментоловых иглах прибрежной травы, скрывающей нас от посторонних глаз по самую макушку. Между нами был тот уникальный, редчайший контакт, полное совпадение хаотичных волн мыслей, желаний, энергий. Я вижу своими уставшими, теряющими зрение глазами, как мои детские руки выкладывают ослепительно белые ракушки на песке в ещё не придуманном до конца порядке, и как руки Алехандро – на три тона темнее моих, с круглыми и не везде чистыми ногтями, с царапиной на тыльной стороне его левой ладони – добавляют в композицию свои штрихи. У нас получается замкнутый круг – неожиданно, незапланированно. Алехандро раздвигает в его центре песок, аккуратно убирая его сомкнутыми пальцами, и я кладу в это углубление руку. Он кладёт рядом свою, не касаясь. В следующее мгновение мы одновременно сдвигаем свои ладони, пока они не соединятся мизинцами – это бабочка с разными по цвету и форме крыльями. Нам нравится то, что выходит само собой, рождается волшебством. Алехандро улыбается такой искренней и такой парящей улыбкой, что я ощущаю внутри яркую вспышку, понятия не имея, что это и есть то главное, зачем я появилась на свет – счастье. Мы оба его ощущаем. И теперь, почти два десятка лет спустя, я всем своим существом забираюсь в его белый ракушечный круг покоя и утешения, сворачиваюсь клубочком и позволяю стать своим миром.
Глава 35. Всё-таки не конец
Я вижу Саванну. У неё красные глаза. Она смотрит то на меня, то на потолок, то снова на меня. Наконец, из её глаз начинают выкатываться слёзы, и она прижимает указательные пальцы к носу в последней попытке остановить их.
– Лея, – говорит шёпотом и качает головой. – Лея…
Я б хотела что-нибудь ей тоже сказать, но… губы прилипли друг к другу.
– Лежи спокойно, – тут же спохватывается и вытирает слёзы, как следует размазывая их по щекам, но уже справившись с тем, что до этого не давало ни смотреть на меня, ни говорить. – Тебя прооперировали, – чуть погодя докладывает уже спокойно и без лишних эмоций. – Всё хорошо.
Саванна улыбается самой дикой улыбкой из всех в её арсенале.
– Лея, ты самый везучий человек на планете! Тебе пересадили печень очень поздно – из-за интоксикации и почки тоже стали отказывать. Врачи рассматривали вариант одновременной пересадки почки и печени от одного донора – прецеденты в мире были, но очень мало. В итоге решили пересадить вначале только печень, и посмотреть, как отреагирует твой организм. Он отреагировал правильно – восстанавливается. Почки работают. Сейчас у тебя почти всё уже хорошо. Всё позади! Всё отлично! Впереди только долгая и счастливая жизнь!