Не стреляйте в пианиста

Наиболее яркие превратности на жизненном пути ждали моего друга Саню. Он был не архитектором а инженером. Он не был ни юзом, ни юзоном, но он был одним из организаторов и основоположников КУПЫ и близким моим приятелем. После института он как инженер попал на завод сборного железобетона, но проработал там недолго. Саню вызвали в военкомат, и он, как человек организованный, явился. И его тут же забрили. Поскольку институт имел военную кафедру, и студенты выходили из него младшими лейтенантами, Саню мобилизовали на военную службу не так как простых смертных на три года, а на полных 25 лет. И началась трудная войсковая жизнь. Он не умел рисовать и писать акварелью и поэтому не мог как Химич или Меляницкий отстаивать свою необходимость в творческой деятельности. Ему пришлось испытать все трудности военного быта: и необустроенные военные лагеря, и крайний Север. Через несколько лет службы его перевели в Байконур на строительство ракетодромов. Казалось бы работа интересная, но уж очень напряженная. Особенно для военных. Там существовала одна только формула «Приказ есть приказ».

– Эти бетонные подъездные полосы должны быть окончены через две недели к первому числу.

– Но это же практически невозможно.

– Не возражать. Сколько солдат в вашем распоряжении?

– Два батальона. Но дело же тут не в количестве работников.

– Вы получите еще два батальона и закончите к первому числу.

Не было ни праздников, ни выходных, ни отпусков. В Киеве он появлялся уже очень редко. В один из таких приездов Саня женился. В следующем году у него родился сын. Однажды ему повезло – он вместе с шефом Сахаровым получил командировку в Москву. Они выкроили два дня и заехали в Киев. Саня уже был подполковником и начальником участка на строительстве «старта Земля-Луна». Принимали мы их по высокому классу, с обильным застольем. Рассказывали они мало, потому что все их объекты были секретными. Саня пел странные для нас песни, мало похожие на патриотические и больше похожие на пародии, которые неофициально пели в Байконуре. Такую, например (да простит меня Владимир Войнович):

Заправлена ракета, конечно, не водою,И кнопку пусковую пора уже нажать

Давай-ка мы, приятель, помолимся с тобою.А хоть бы улетела – не дай нам бог сливатьЯ знаю, друзья, что пройдет мало лет,И мир позабудет про наши труды.

И в виде обломков различных ракетОстанутся наши следы…

Или, например, такую песню про безымянную высоту (да простит меня покойный Михаил Матусовский):

Летела падая ракетаКак догоревшая звезда.

Частица нашего бюджетаОпять пропала навсегда…

(так они приблизительно звучали – точность мне трудно гарантировать).

Для нас это было все внове, так как нам не сообщали о неудачных запусках, мы не знали, что самое тяжелое – это слив высокотоксичного и взрывоопасного горючего и т. д.

На прощание я от имени Купы приготовил Сахарову подарок. Я вырезал из американского журнала «Architectural Record» фотографию монтажно-испытательного корпуса ракет на мысе Канаверал (это была реклама какой-то строительной фирмы) и красиво ее окантовал в специальную папку. Сахаров был поражен. Байконурский монтажно-испытательный корпус был особо секретным объектом за семью замками.

Потом Саню перевели поближе к Киеву, и наконец, демобилизовали. Я помог ему устроиться начальником технического отдела в наш институт. У него была великолепная память – он помнил всех заказчиков, всех должников и точные суммы, которые они нам задолжали. Итак – хорошая работа, приличная зарплата, большая пенсия. Чего же еще желать? И тут его начала пилить супруга – пора ехать в Израиль. Он сначала сопротивлялся, но, в конце концов, она его уговорила. Что он там будет делать, он не очень себе представлял. И они поехали.