С партнёрами и заказчиками мне повезло меньше, чем с сотрудниками. Многие расторгли договора и отозвали проекты еще в первый месяц после грянувшего скандала. Инвесторы один за другим выводили капиталы. Начались бесконечные проверки, штрафы, иски. И чем больше журналисты зарабатывали на моих восставших скелетах, тем меньше шансов оставалось у меня уйти от банкротства. Еще и папарацци следовали по пятам, усложняя жизнь и раздражая до скрежета зубов.
Один раз сорвался, разбив наглому ублюдку камеру, но, разумеется, моего поступка никто не понял и не оценил. Поднялась новая волна общественного негодования, к которой примкнули бывшие партнёры, уволенные топ-менеджеры и брошенные любовницы.
У каждого имелись свои причины бросить в меня камень, и они делали это с извращенным удовольствием, кривляясь на камеру и получая финансовое вознаграждение за свои сомнительные заявления. Меня поведение этих шакалов не задевало, и отсутствие какой-либо реакции и комментариев с моей стороны постепенно привели к спаду интереса и потере рейтинга фейковых выбросов.
Не скажу, что это произошло в короткий период времени. Три-четыре месяца я прочно держался в различных топах скандальных новостей. Я не вникал особо, что конкретно пишут в СМИ и вещают в ток-шоу, но понимал, что ничего приятного и позитивного. Да и не до сплетен мне было. Бизнес трещал по швам, кренило то в одну сторону то в другую, но сдаваться я не планировал, хотя без кратковременных периодов апатии не обошлось. Я собирался, латал дыры и двигался дальше. Мы все пахали, как взмыленные, без передышки, без выходных, брались за любые проекты, которые в былые времена даже рассматривать бы не стали, осваивали новые направления, ликвидируя совсем убыточные, сотрудничали с молодыми развивающимися компаниями, перебивались, как могли.
А потом наступил переломный момент. Одно единственное интервью, после которого градус негодования стремительно покатился вниз. Всплыл последний скелет из раннего детства. Воскресли из небытия события, до которых не смогли докопаться ушлые информаторы пропавшей без везти вместе с любовником миссис Уэбстер. Но не потому, что я тщательнее скрывал этот период своего прошлого, чем остальные. Не нашлось такой суммы и такого умельца, который смог бы разговорить Клейтонов. И не только разговорить, а публично встать на мою защиту после двадцатилетнего молчания. Это было первое и единственное интервью, которое я досмотрел от начала до конца, прокручивая в голове воспоминания, к которым не возвращался долгие годы.