Не судьба

Она помялась, но рассказала. На бухгалтерию уже полмесяца идут какие-то телеги, причем, непонятно, откуда, нет, понятно, что с шахт, мол, не так и не то считают в «Асбест-энерго», но кто конкретно распространяет эти пасквили, неясно. Хотя зачем, очевидно — хотят пристроить своих, директора давно собираются скооперировать усилия и это дружество выливается в то, что ее как девчонку, чуть не каждый день вызывают на ковер и мылят уши. Ведь, страшно сказать, она самая молодая в коллективе осталась, одни сбежали, других сократили, а ей отдуваться за всех.

— Я подумала, что у тебя мне проще и спокойней будет. Поддержу, чем смогу. Тем более, ты ведь можешь на меня положиться, закройщик из Торжка? — я кивнул охотно. — Вот и славно.

— Солнышко, а что же ты раньше молчала?

— Сама не знаю, — она тряхнула головой, отгоняя дурные мысли, — как будто боялась поделиться. Или думала, еще чуть и все образуется. А то мы одного коррупционера прогнали, вон ему вышка точно светит, это даже адвокат не решается опровергнуть, так на его место десяток других пришел. Как нарочно.

— Еще и поэтому?

— Да, вот как ни странно. Я надеялась, у нас лучше будет. Ни фига. Как будто мы заговоренные какие. Только и можем, что вот так работать, воруя, обманывая, подличая, ну и своих повсюду ставя. Ведь мы же, ведь для чего я снимала эти чертовы документы, я правда, думала, такого больше не повторится. Всех посадят, а сейчас генпрокурор сам испугался, что может всех посадить и взаправду, и дал задний ход. Видишь, за ноябрь ни одного ареста, ни одного нового дела. Все стухает, как и в хлопковом деле, только куда быстрее. К началу года, наверное, о том, что произошло, уж не вспомнят. Другие дела, — она помолчала, подумав о чем-то ином, потом озвучила мысли: — Зато сможем в Болгарию съездить следующим летом, говорят, выездные визы отменят. Сами себе короли, когда хотим, тогда и отпускаемся. Надо на этот случай побольше народу в ателье набрать, хороших работников, чтоб про запас, пусть все трудятся и клиентов обслуживают, как полагается.

— Ты прям Штольц, — с некоторых пор у меня появилось желание перечитать и ту классику, которую мне тщетно пытались вдолбить в голову еще в школе. Оля улыбнулась.

— Зая, какой из меня Штольц, это ты у нас такой все на себе тянешь, и всех тоже. Я Ольга. И так, и эдак. Буду тебя вовсю поддерживать, чтоб ни решил, как бы ни задумал. На то и жена тебе и твоя половина, — говорила она совершенно серьезно. Я только поцеловал в ответ. Мы договорились, что она до конца года точно доработает, благо, осталось чуть, а потом уже в январе подадим документы (главное, найти хорошего портного) и подыщем подвал, а хотя бы и в нашем новом доме, пока на него никто не позарился. Старший по дому возражать не должен, в его же интересах сдавать служебные помещения перспективным кооператорам, тем более, тем, которых он уже знает.

А потом было новоселье. Новые соседи и прежде, во время знакомств при нашем запоздалом переезде виделись людьми интересными и добропорядочными, таковыми они и оказались. Ничего странного в том, что у нас сразу же появились близкие друзья среди них, не оказалось. Это не наш барак, где все вроде бы друг друга знали, но старались поменьше общаться, исходя из воспоминаний о былом, не слишком приятным для многих — ведь среди множества людей, проживающих в этих четырех домах, находились и те, от чьего решения зависела жизнь других проживающих — филеры, сексоты или вовсе службисты. И понять, кто есть кто, даже сейчас, когда они вроде бы и отошли от дел, представлялось затруднительным. Тем более, навыки-то не забылись.

В новом доме все выходило иначе. Здесь многие знали друг друга по работе, вели знакомства после совместного отдыха на турбазах или в домах отдыха, многие зарабатывали прилично, но не старались кичиться этим, а если и выделывались, то не возражая давали в долг без отдачи. Совсем другие люди. Многие пришли на новоселье, очень многие со своими стульями, нам пока не хватало — да так и оставили их как дополнительный подарок. Надарили всякого, чаще всего ни к чему не обязывающих безделиц, но большей частью вещей полезных. Вроде того же электросамовара или бритвенного набора, духов или собрания сочинений Гумилева — только-только разрешенного, но уже отпечатанного большущим тиражом.