Не судьба

По ее словам, она, став старшим бухгалтером в своем отделе, получила право на обработку данных по приемке и сортировке поступающего на их предприятие угля — от собственного разреза. Ольга долго поясняла, как вообще происходит добыча этого природного ископаемого. Нашей области повезло, как Донбассу, например: угольные слои располагаются синклинально, через каждые десять-двадцать метров и толщиной до полутора метров. Присутствуют практически все марки углей, от жирных и коксовых до полуантрацитов и антрацитов. Пласты помещаются удобно, на глубине от трехсот метров до двух километров, хотя конечно, до последних запасов еще не дошли, да и вряд ли дойдут. Каждая шахта в год вырубает до ста пятидесяти тысяч тонн угля, а таких у нас двенадцать. Часть мы сдаем «в закрома родины», а часть, куда меньшую, используем для собственных нужд: обогрева домов, для работы предприятий, для получения электричества.

— И в аптеки, — улыбнулся я. Ольга нахмурилась.

— Там обычный пережигаемый древесный уголь. Не говори ерунды, послушай, — пластинка кончилась, я поднялся, перевернул, сел рядом. Она снова обхватила, сжала мои ладони. — Вот то, что идет в город, на обогрев, на работу заводов «Красный металлист», «Вентиляторных заготовок» и «Экспериментальных материалов» — это кокс, который производим мы сами, здесь, в «Асбесте», где я работаю. За команду которого ты болеешь.

— Раньше болел.

— Ну да. Теперь продаешь майки. Уголь для кокса нужен определенных сортов, но большую часть нужных мы отправляем в другие города, себе оставляем, что похуже. Иногда получается даже не кокс, а полукокс, но несмотря на это, все равно проходит по документам именно как коксующийся уголь. Мы элементарно воруем. Выполняем и перевыполняем план. На сто десять процентов. Транспарант, который «Асбест» возит на каждую первомайскую демонстрацию, не меняется уже лет пятнадцать, если не больше. С шахт мы получаем куда меньше, чем планировалось и нами и поставлено сверху. А мы добавляем слабые угли или вообще отправляем полупустые вагоны и принимаем как данность. Это сотни тысяч рублей, может, больше, я ведь только одну шахту знаю. Но слышала, что и на других так же. Приписки, усушка, утруска.

— Когда я закончил практику на заводе после техникума, у нас так утрясали микросхемы. Просто потому, что их не получали от смежников. А смежники… ну не знаю, не успевали изготавливать, не получали материалов, понятия не имею.

— Может и угля для…

— Там же пластик и кремний… хотя, может ты и права, — я замолчал. Ольга еще сильнее сжала пальцы.

— Понимаешь, и я в этом замазана оказалась. Сперва даже не поняла, в чем дело, а потом… теперь…. Вот когда разобралась, куда я пойду, на кого стучать буду. Все получают, все, кто в курсе хоть в какой степени. Прибавка от воровства делится на всех. Конечно, начальство берет львиную долю, но остальное идет в цеха. Рабочие получают тринадцатую зарплату, премии за перевыполнение плана, и так далее.

— И сколько ж всего получается?

Она посмотрела, жалобно, измученно:

— Даже не представляю. Много, очень много. Потому у нас отопление в домах начинает работать позже, а заканчивает раньше. Потому, наверное, некачественный металл выходит из домен, и еще… я боюсь. Придет какой-нибудь Гдлян-Иванов с комиссией, и все раскроется. И всех разгонят к чертям. И самое обидное, не скажешь, не высунешься. К первой же придут, ведь получается, что для всех это вроде как благо даже… а я со своей правдой… кому я понадоблюсь?

Я обнял ее, Ольга как-то разом обмякла, прижалась и тут же отстранилась. Снова обнял, но уже никакой реакции.

— Никто не придет. Где эта комиссия, а где мы. Не миллионы же наворовали, нет, может и так, но ведь не каждый. Пока они в Средней Азии всех прижали, их самих начали прижимать. Сейчас же следствие вроде и идет, но выхлопа никакого. Завязло. Да и потом… если придут, ты всегда можешь уйти. Нет, лучше сейчас уходи. К нам.

— Ты думаешь…

— Оль, не переживай, ты же подневольная сила, масса, каких тысячи на «Асбесте». Ну и что, что узнала.

— Тошно мне и гадко. Я измазалась в своей работе, мне выбраться как-то надо.

— Вот к нам и уходи. Сейчас не получится, а в марте, весной, наверное. Даже скорее всего, ведь навар у нас сумасшедший, к весне как раз долги раздадим, да еще и профит получим, вот тогда самое оно. Хороший бухгалтер всегда нужен. И не на полставки, как осенью, когда шеф собирал персонал, откуда придется. Тем более, мы сейчас выходим из потребкооперации, чтоб государство за нами через плечо не подглядывало. Сейчас-то это возможно стало, собственный кооператив создать и решать проблемы товарного дефицита в стране. Шеф уже бумаги подготовил, скоро будем регистрироваться.

Она слабо улыбнулась.

— Спасибо тебе. Хотя по найму вы не можете привлекать, — я только рукой махнул.

— Шеф придумает, как и что. Я его знаю.

Неожиданно она поблекла.

— А ведь я даже не знаю, кто придумал нашу аферу в «Асбесте». И давно ли. Столько проработала, а тут…