(Не) судьба (СИ)

[1] - историю Лилианы (старшей сестры Изабеллы) и ее супруга Кьяна Ли можно прочитать в книге "(Не) люби меня"

22. Пожар в мастерских

На гондолу аэростата привинчивают сияющие медные буквы. «Кирьян Браенг». Не канцлер, не лорд – чтобы почтить не должность и не род его, а великую личность.

Роберт Стерлинг бледен, под глазами у него черные круги, но он полон решимости передать свои навыки пилота тем, кто пройдет конкурс. Желающих, конечно, великое множество. И огневики, и воздушники со всей округи съехались в университет на экзамен. Принимают на обучение в первую очередь инженеров или хотя бы механиков, не делая никаких различий ни в возрасте, ни в социальном положении. В будущем году на инженерной кафедре Льенского университета появятся сразу несколько новых специальностей: инженер-пилот, механик сложных техномагических аппаратов, инженер-исследователь. В планах Яхора и Джеральда еще переманить на государственную службу «сумасшедшего» энтузиаста Капленга, который в своем ветхом замке проводит опыты с электричеством. Это ведь какие перспективы открываются – дух захватывает!

Хорошенькая журналистка "Льенского Вестника", прикусив от усердия кончик языка, тщательно вырисовывает в большом блокноте новый вид гондолы. На ее непослушных огненно-рыжих кудрях совсем не держится шляпка, без которой приличной женщине совершенно невозможно показываться на публике, ей то и дело приходится затягивать ленты. Зачем с такой шевелюрой шляпа, Роберт не понимает, но приличия есть приличия. Максмимилиан Оберлинг, присутствующий тут же, тоже наблюдает за журналисткой, а потом подходит к ней и развязывает эти несчастные ленты, кидая шляпку на какую-то полку. Он что-то тихо говорит журналистке, и та вдруг краснеет пятнами, как это делают белокожие люди – такие, как Роберт, например.

Улыбка Максимилиана и его пламенные взгляды на бойкую красотку Стерлинга откровенно напрягали. Макс, между прочим, давно и прочно женат, его супруга, которая по совместительству приходится родной сестрой Роберту, в положении. А Оберлинг явно увлечен другой и оказывает ей недвусмысленные знаки внимания. Что в такой ситуации делать, Стерлинг не представлял. Сестре не скажешь – ей волноваться нельзя, да и доказательств у него нет никаких. Отцу наябедничать, чтобы провел отеческое внушение? Да отец его теперь и слушать не станет. Он же ясно заявил, что вычеркивает Роберта из своей жизни! Самому к Максу подойти с претензией, что он как-то не так посмотрел на другую? Глупо и смешно. Но проследить за ним стоит, или хотя бы за журналисткой. И узнать у ловчих, что вообще происходит и как давно.

Роберт, нервно дернув щекой, вышел из ангара. Ему было противно от всего этого. Он ведь прекрасно знал нравы высшего света, но привык, что уж Оберлинг, во всяком случае – этот Оберлинг - непогрешим. Привык им восхищаться. Равняться на него, как на идеал. И вдруг такое! Нет, в этом деле непременно стоит разобраться, этого требует даже не честь рода, а его личный демон, который требует, чтобы всё в жизни было разложено по полочкам и помечено ярлыком. Стерлинг глубоко вдохнул морозный воздух и дернул носом. Пахло дымом. Он завертел головой, сразу же улавливая отблеск огня в окнах мастерских, и все мысли вылетели у него из головы.

- Пожар! – изо всех сил заорал он. – Пожар!

Из ангара выскочил Джеральд, мгновенно оценивший ситуацию.

- Яхо! – закричал он. – Яхо, мать твою, нам нужен снег, много снега! Роберт, ты огневик, сдерживай, я к колоколу!

Стерлинг оцепенел. Он был уверен, что Яхора тут нет – иначе бы увидел его в ангаре, на миг его охватил страх, что изобретатель там, в мастерской, окна которой вдруг жалобно зазвенели и осыпались. Но взъерошенный Яхо в полурасстегнутой рубашке выбежал со стороны гаражей, и Стерлинг испытал одновременно дикую злость, зависть (явно же степной засранец был там с супругой, что, неужели им дома времени на любовные игры не хватило?) и огромное облегчение. Загудел колокол, взрывая тишину неба. Мальчишка раскинул руки и что-то забормотал, отчего вдруг ветер вокруг словно взбесился, закружил, завьюжил, бросая снежную пыль в окна, из которых вырывались клубы черного дыма. Стерлинг и сам шагнул ближе, растирая вдруг заледеневшие руки и вслушиваясь в огонь, запертый внутри. «Поджог», – мгновенно понял он. Огонь с урчанием пожирал деревянные перегородки, важные бумаги, шкафы и, самое главное, разлитую по полу горючую жидкость.

- В мастерских керосин был? – спросил он у прибежавшего Браенга, который тоже пытался кидать снег в окна.

- Нет. После взрыва пятилетней давности все горючие вещества на складе, а там каменная обшивка стен. И баллоны с газом в мастерской не храним больше.

- Отлично, – кивнул Стерлинг, извалял свой шарф в снегу, замотал лицо и распахнул дверь. Огонь вместо того, чтобы вырваться наружу, повинуясь его властному жесту, затихал на глазах.