Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла

Непреложный закон этого штата гласит, как изложено в решении по делу Рулофф против народа[62], которое является в данном случае прецедентом, что недопустимо основывать оба элемента, составляющих corpus delicti, на косвенных доказательствах. Должно иметься прямое доказательство хотя бы одного из них. Если для одного элемента есть прямое доказательство, второй может быть реконструирован, но оба одновременно не могут быть лишь допущением на основании косвенных доказательств, сколь бы убедительны и неоспоримы ни были эти доказательства.

Иными словами, ни один человек в штате Нью-Йорк не может быть осужден за убийство, если не найдено и не опознано тело жертвы и нет прямого доказательства, что подсудимый совершил действия, повлекшие за собой смерть жертвы, и совершил их таким образом, что отсутствие тела объяснимо.

Судья изменился в лице. Юристы слушали внимательно и напряженно: они начинали понимать, где откроется лазейка в законе. Зрители были озадачены: они все еще не понимали. Мейсон повернулся к обвинителям. Его уродливые черты искривились от презрения.

— Три дня, — сказал он, — я вынужден был выслушивать этот бесполезный и дорогостоящий фарс. Если бы представители обвинения не были всего лишь комедиантами, они бы с самого начала знали, что Виктор Анкона не может быть осужден за убийство, если только в этот зал не войдет живой свидетель, который глядел в мертвые глаза Нины Сан-Круа, или же живой свидетель, который видел, как Виктор Анкона вонзил кинжал ей в грудь.

Меня не интересует, насколько сильными и убедительными являются в настоящем деле косвенные доказательства. Даже если судья, присяжные, все, кто сейчас меня слышит, абсолютно убеждены в виновности подсудимого; даже если косвенные доказательства не оставили в умах ни малейшей тени сомнения; в отсутствие очевидца этот подсудимый не может быть наказан, и этот суд должен обязать присяжных вынести оправдательный вердикт.

Зрители наконец поняли — и были ошеломлены. Это не могло быть законом. Их учили, что закон — это здравый смысл, здесь же они столкнулись с чем-то совсем иным.

Глядя на них, Мейсон ухмыльнулся.

— Закон в доброте своей, — насмешливо сказал он, — защищает невинных. Славный закон штата Нью-Йорк, протянув руку, выхватывает подсудимого из когтей свирепого жюри, которому не терпится его повесить.

Мейсон сел. В зале стояла тишина. Присяжные смотрели друг на друга в изумлении. С места поднялся обвинитель. Лицо его, белое от ярости, выражало недоверие.

— Ваша честь, — сказал он, — этот принцип чудовищен. Может ли быть, что убийце, чтобы избежать наказания, нужно всего лишь спрятать или уничтожить тело жертвы или утопить его в море? Выходит, если никто не видел, как он убивал, закон беспомощен и убийца может плевать в лицо карающему правосудию? Получается, что закон о тягчайшем преступлении — мертвая буква. Великий штат закрывает глаза на убийство и предлагает всем желающим убивать своих врагов при условии, что они убьют их тайно и спрячут. Я повторяю, ваша честь, — говорящий повысил голос, и теперь его гневные слова разносились по всему залу, — этот принцип чудовищен.

— Так же говорили Бест, и Стори[63]

, и многие другие, — пробормотал Мейсон, — а закон оставался неизменным.

— Суд не желает продолжения дискуссии, — отрубил судья.

Обвинитель занял свое место. Его лицо сияло триумфом: суд собирается поддержать его.

Судья повернулся и посмотрел сверху вниз на присяжных. Движения его были величественны, речь подчеркнуто торжественна.