(Не) твой

– А ты бы хотела этого? – прохрипел в ответ, и мне показалось, что он расстроен. Или устал. Но с чего бы? Все разрешилось для него как нельзя лучше.

Обернулась, смахнув с глаз выступившие слезы.

– Я к сыну хочу. И от тебя подальше…

Последнее вырвалось из меня. На секунду я испугалась, что разозлю его. Хотя, куда еще больше? В его глазах, смотрящих на меня, не было ничего кроме ненависти.

– Я не отдам тебе сына.

Каждое слово – выстрел в сердце. Самое страшное, что я когда-либо могла от него услышать. Мне стало так больно, так страшно. Грудь сковало спазмом.

– Верни мне его, умоляю! – мой голос был низким, утробным. Слезы мешали говорить, но я цеплялась за его руки, неотрывно смотря ему в глаза.

– Ну, хочешь трахни меня, накажи, по кругу пусти только Пашку не трогай! Каким бы Валера не был уродом, Паша его отцом считал. Он хорошим отцом был…

Оттолкнул меня. Словно грязь какую-то.

– Прости, что не сдох, и не позволил Кобзарю дальше жить моей жизнью.

Он развернулся и направился к выходу. А мне так страшно стало. Я снова бросилась к нему. В ноги его упала, вцепилась как в последний шанс на спасение.

– Прости меня за все! И за него прости и за то ,что не знала и жила с ним, – взмолилась захлебываясь от слез. Сорвала с себя блузку, бросила ее в сторону.

– Все что хочешь забирай, только отдай сына!

Он молчит. Даже не смотрит на меня.

– Пошли, – вдруг произносит, отталкивая меня.

– Что?

– За мной иди.

Быстро нацепив блузку, спешу следом за ним. Я не знаю, что меня ждет впереди. Увижу ли я сына? Или Грех сейчас разберется со мной точно также, как и с остальными? Я хочу его спросить, но мне страшно.

Мы выходим на улицу, Тайсон открывает пассажирскую дверь своего джипа.

– Тайсон! – раздается вдруг мужской голос со стороны дома. Грех замирает, оборачиваясь. Я вижу, как к нам бежит Овсянников.

– Куда ты ее везешь? – спрашивает он, схватившись за дверцу машины.

– Не твое дело, – рычит Грех, пытаясь его оттолкнуть. Но Миша даже на шаг не отступает.

– Нет, прости. Но Еську не дам обидеть.

Тайсон замирает. Его шокирует Мишкина наглость.

– Ушел, бл*ть, с дороги! – взвывает он, потянувшись за стволом. Я понимаю, что ни один не отступится.

– Миша, не надо!

Овсянников несколько секунд смотрит мне в глаза.

«Дура, он же завалит тебя!» – кричит мысленно. А я киваю, нервно улыбнувшись. Завалит, так завалит. Но сына своего я заберу.

* * *

Он молчал. Напряженно смотрел перед собой. А я извелась. Как бы ни пыталась выпросить у него о местонахождении Паши, он не отвечал. В конце концов, пригрозил мне пулю пустить в лоб, если я не заткнусь. Мне было страшно. Даже находиться рядом с ним, было не по себе. Сосредоточение гнева и злости – вот что он из себя представлял. И я понимаю теперь. Все понимаю, почему он стал таким. И мне больно за него, за нас. То что сделал Валера – бесчеловечно и отвратительно. Но все это изменило нас. Греха и меня. И рядом с Тайсоном никогда не будет спокойствия и тихой семейной жизни. С ним вообще ничего не может быть кроме смерти.

Мне стало совсем не по себе, когда он выехал из города на трассу. С двух сторон он дороги лес. Тут же вспомнилось предостережение Овсянки.

– Куда ты меня везешь? Грех!

Он продолжал молчать. Меня накрыло истерикой.

– Выпусти меня! Пожалуйста! Выпусти! – я схватилась за его рукав, а он, зарычав, так сильно оттолкнул меня, что я ударилась головой о стекло машины. Вспышка боли была такой сильной, что у меня потемнело перед глазами. Я сжалась, обхватив голову руками, слезы лились ручьем.

Выругавшись, он вдруг резко затормозил. Выскочил из машины, а спустя мгновение, дверь с моей стороны открылась, и его руки вытащили меня наружу.

Холодно. Больно. Дождь бил ледяными пулями. Он куда-то тащил меня. А я, вдруг придя в себя, начала упираться.

– Не убивай меня, Тайсон. Пожалуйста, хватит насилия! Хватит! – рыдала, воя от бессилья. А он тащил и тащил.

– Не доламывай то, что не сломал! Не разрушай!

Мне было так страшно, так холодно. Я упала на мокрую от дождя траву, я не хотела никуда идти. У меня просто не осталось сил ни на что.

Он опустился рядом со мной. Прямо на колени, на траву. Схватил меня за подбородок, но не больно. Гера взял мои скулы в ладони, уперся своим лбом в мой. Его руки были такими теплыми, но жесткими. Я не знала, что будет дальше. Я задыхалась от боли.

– Уже поздно, да? —проговорил он сдавленно. Я распахнула глаза и встретилась с его уставшими. Они были воспалены, в уголках глаз стояла влага.

– Может, получится все заново? По-другому?

Я прикрыла глаза от облегчения. Не убьет. Впервые за все время Гера сбросил броню. Впервые я видела его таким уязвимым. Я могла бы соврать ему. Дать надежду и оттянуть неизбежное. Но я не стала.

– Так больно слишком, – произнесла, прочистив горло. Мои губы тряслись и слова получались рваными. – Ты другой. Я любила Геру, но не Тайсона.

Он скривился. А потом его губы растянула улыбка.

– Знаешь. Я видел, как ты плакала там у могилы. И сегодня, когда я увидел сына на берегу моря. Когда увидел его глаза, я понял. Лучше бы я там, в могиле был, лучше бы ты оплакивала настоящего меня…