(не) твоя тайна, или Разбуди мою страсть

После душа я ярко накрасила глаза, уложила волосы в такие же локоны, как и вчера, и приступила к выбору одежды.

Нужно было что-то серьезное и деловое, но мне не хотелось. Я ненавидела эти черно-белые тона.

— Вау, — протянула Ева, появившись на пороге.

— Доброе утро, милая.

— Ты что, не мыла вчера голову? Кучеряхи на месте.

Я рассмеялась и запоздало подумала о том, что ведь и правда не накручивала волосы самостоятельно уже тысячу лет, только выпрямляла, и, что самое интересное, это было ненамного сложнее, просто не хотелось и все тут.

— Нет, заново накрутилась, моя хорошая. У меня сегодня сложный и ответственный день, а я не знаю, что надеть, — вздохнула я совсем уж печально.

— Надень платье, вот это. — Дочь указала на атласное синее платье с открытыми плечами.

— Милая, оно совсем не деловое.

— Накинь сверху пиджак, — пожала Ева плечами, — делов-то. — И, развернувшись, вышла из моей комнаты.

— Господи, все гениальное просто. Как я сама до этого не додумалась. Идеально.

Глубокий синий безумно красиво сочетался с рыжими волосами, а петля вокруг шеи и открытые плечи еще больше подчеркивали мою утонченность.

Сам себя не похвалишь… как говорится.

Когда я вошла на кухню, дочь уже вовсю уплетала свое любимое лакомство.

— Очень вкусно, мам.

— Евочка, у меня к тебе один очень важный вопрос.

— Какой, мам? — спросила она с набитым ртом.

— Как ты смотришь на то, что твои фамилия и отчество поменяются?

Как же сложно. Я положила себе запеканку и поняла, что не смогу съесть ни кусочка. В горле стоял ком, а я чувствовала себя обманщицей, самой настоящей мошенницей.

Ева дожевала то, что было у нее во рту, и очень серьезно спросила:

— А у тебя?

— Что у меня?

— Мама, ну не тупи! Понятное дело, что отчество деда ты никуда не денешь.

— Ох, Ева, ты меня иной раз в тупик ставишь. — Я отложила в сторону вилку: есть я точно сейчас ничего не буду. Вздохнула и решительно выпалила: — Да, милая, я тоже возьму фамилию твоего папы.

— То есть вы поженитесь? — Ее глаза загорелись, а губы растянулись в улыбке. — Круть.

Вот тебе и круть.

Самойлов, как и обещал, ожидал нас в восемь. До школы было недалеко, Ева перед тем, как выскочить из машины, поцеловала в щеку меня, а потом и Виталия. Чем шокировала меня, мужчина был удивлен не меньше.

— Если ты ее разочаруешь, — прошипела я, как только захлопнулась дверь за дочерью, — я тебя убью. Обещаю.

Виталий промолчал, просто завел машину и поехал в загс, причем не самый близкий к нам.

— Почему именно сюда? — поинтересовалась после того, как мы вышли из машины.

— Потому что в этом загсе тебе выдали свидетельство о рождении Евы, ты что, не помнишь? — неодобрительно посмотрел на меня Виталий и, взяв за руку, потащил вперед, словно опасаясь, что я дам деру.

Мысли такие и правда были. Сбежать на фиг. Опять. Но я как-то быстро от них избавилась, на этот раз я была в ответе не только за себя, но и за дочь.

— Мне выдавали свидетельство не в загсе, товарищ полковник, а в роддоме, в чем, кстати, мне несказанно повезло.

— Ты о чем? — притормозив, повернулся ко мне Самойлов.

— Женщина понимающая попалась, сама в свое время сбежала от мужа. Она и закрыла глаза на то, что у меня в паспорте штампик о разводе стоял, и просветила о том, что еще триста дней после развода автоматом устанавливается отцовство в пользу бывшего супруга. Я и не предполагала такого, иначе озаботилась бы раньше.

— И что бы ты сделала? — недовольно произнёс Виталий. — Вообще, почему ты решила оставить Куркова в неведении? Это неправильно и к тому же, как выяснилось, незаконно.

Я вплотную подошла к нему, встала на носочки, ухватившись за его плечи для равновесия, и проговорила в самые губы:

— Тебе матом или культурно? Мне до одного места, что там неправильно или незаконно. Антон был лишь препятствием, угрожающим нашим с Евой жизням. Вот я и оставила его позади с особым удовольствием. Что бы я сделала? — усмехнулась и понизила голос до шепота: — То же, что и после. Сейчас в моем паспорте нет штампов ни о заключении брака, ни о разводе — он девственно чист. А все потому, что я его однажды очень удачно потеряла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ведьма.

— Есть немного, — я говорила, уже задевая его губы, потому что мужчина медленно-медленно склонялся ко мне. Растягивая ожидание поцелуя, превращая это бесконечное время в пытку.

— Моя ведьма, — произнес на выдохе и поцеловал.

Да. Да. И ещё раз да. Я была его ведьмой. Да хоть бабой ягой — главное, что его.

Он меня не целовал, он меня брал. Крепкие и сильные руки, которые пробрались под пиджак, буквально вжимали меня в себя, обжигая, будто на мне не было платья вовсе. И все это, пока мужчина своими губами творил что-то необыкновенное, заставляющее забыть меня о реальности, о существовании этого бренного мира.

Целуя меня, Вет каждый раз создавал новый мир, только наш с ним маленький мир.

Мы по-прежнему стояли на крыльце загса, и было в этом что-то особенное, первобытное. Мы были сейчас там, где и должны были быть. Я чувствовала это кожей, каждой пробежавшей по ней мурашкой.