— Никогда, — прошептал пред тем, как втянул в рот ее сосок, а затем вышел из белочки и перевернул ее на животик, провел пальцем по позвоночнику, огладил идеальную попу и опять вошел в свою жену.
— Как же в тебе хорошо.
— Самойлов, ты слишком разговорчивый сегодня, возьми меня уже, а?
И я взял все, что мне предложено и как положено. Трахал свою жену как ненормальный, совершенно позабыв о сердце и предписаниях врача, потому что мне и ей было хорошо, потому что между нами происходило настоящее сумасшествие. Потому что я вбивался в нее как ненормальный, до исступления, а она отвечала мне громкими и протяжными стонами. Потому что она, черт возьми, меня любит.
Любит. Любит. Любит.
Вика застонала еще громче, вздрагивая подо мной. Я сразу же наклонился и прикусил ее за плечо, пытаясь хоть как-то совладать с собой, потому что хотелось забрать ее всю себе, забрать ее всю в себя. Срастись, объединиться, покориться и покорить. Хотелось стать единым целым существом, чтобы только мы и больше никого, чтобы в такие моменты она точно так же думала лишь обо мне и нашем общем удовольствии.
По позвоночнику прошла раскаленная волна, скручивая меня всего, и я кончил, сразу повалившись на Вику.
Тяжело дыша, я покрывал ее плечи и вздрагивающую спину поцелуями, по-прежнему был в ней и не мог выйти, не мог расстаться со своей усладой.
Провел языком по ее шее, слизывая соленый пот.
— Повтори, — шепнул ей на ухо и провел пальцем по ребрам.
— Ммм?
— Вика, повтори.
— Вет, ты как ребенок. — Она попыталась повернуться, но куда там… для этого мне пришлось из нее выйти.
— Без тебя сразу одиноко. — Я натянул на нас сбившееся покрывало.
— Тебе или ему? — засмеялась белочка и уткнулась в мою грудь, зарываясь носом в щель между пуговицами. — Почему ты до сих пор в рубашке?
— Прости, я просто до безумия хотел трахнуть тебя.
— Виталий…
— Пока ты такая злая и бешеная. Вика, ты сведешь меня в могилу.
— Ну не-е-ет, какая еще могила. Ты мне живой нужен. Я же люблю тебя, — она повторила эти три слова, и я почувствовал себя малолетним сопляком, потому что каждый раз, когда я слышал их, мое сердце учащенно билось в груди и сжималось, только не больно, а адски приятно.
— Почему ты не сказала? — Прижал ее крепче к себе, до последнего боясь, что она уйдет, пропадет… испарится
— О чем ты? — Вика расстегнула пуговицы на моей рубашке и потерлась носом о мою грудь.
— О твоей операции? Я бы не давил. Черт, да бог с ними, с этими детьми, если ты не хочешь, то и не надо. У нас уже есть Ева.
— Откуда ты знаешь про операцию? — Вика напряглась, но тереться о меня носиком не перестала, это обнадеживало.
— Не поверишь, но Мирослава стащила у тебя в машине твою же карту.
— Это поэтому вы здесь обнимались? Так?
— Не ревнуй. — Прижался к ней еще теснее и, уткнувшись в любимые рыжие волосы носом, в тысячный раз повторил: — Я люблю тебя.
— Я тоже, Вет, но… — она замялась и, чуть отстранившись, вывернулась и уставилась на меня слегка виноватым взглядом.
— Что?
— Ты, наверное, будешь недоволен, но я все же скажу. Рома прав: нужно всегда разговаривать и лишь потом делать выводы и что-то решать.
— А когда ты виделась с Ромой? — Я понимал, что они лишь друзья, но не верил я в такую дружбу, успокаивало лишь наличие жены у Калинина.
— Неважно, это не главное.
— А что же главное? — философски спросил я, поглаживая жену по попе, предчувствуя, что такого рода успокоение мне вот-вот понадобится.
— Я сегодня ездила к Куркову.
Шах и мат.
— Вет, не молчи.
— Я жду, Вика, я все еще жду, что ты там хотела сказать.
— Просто я поняла, что была такой дурой все это время. Я же думала, вы похожи, понимаешь? Тот же типаж, манера поведения, сила. Я боялась довериться тебе. А еще я помнила его молодым и свои чувства в восемнадцать, а оказывается, это все так смешно и нереально и вы совсем-совсем не похожи.
Вика частила, пытаясь мне что-то доказать, а я больше не слушал ее, сцеловывал соленые слезы с щек своей женщины и кайфовал оттого, что она наконец-то поняла, что моя. Ведь я-то это понял еще девять лет назад, когда вышел из КПП и наткнулся на эту невозможную ведьму, которая лишь одним взглядом уложила меня на лопатки. Потому что она моя. От кончиков пальчиков на ногах и до самой макушки моя. И она наконец-то это поняла. Что может быть важнее?
— Вик, поцелуй лучше меня, хватит уже тараторить.
И она поцеловала так, что я опять потерял связь с реальностью, а чуть позже Вика сказала, что наша дочь избила расческой одноклассника, и я понял, что встрече с парнем все же быть. Потому что мои белочки сначала дерутся и только потом любят.
Очень любят.
Сильно, верно, крепко и на всю жизнь.
Да, именно так, на всю жизнь.
Эпилог
— Вет, снимай быстрее, — взвизгнула я, указывая пальцем в сторону дочери.
— Что там? — Муж нахмурился и начал крутить головой, выискивая рыжую макушку в толпе остальных пятиклассников.
— Да ты по Ринату ориентируйся, он самый высокий среди них.
— Я не понял, он что, ее обнимает? — возмутился Вет и опустил фотокамеру.